21. Совершенно очевидно, что между капиталистическим режимом и законченным социализмом неизбежно должна пролегать длительная эпоха, в течение которой пролетариат, пользуясь методами и организационными формами капиталистического оборота (деньги, биржа, банки, коммерческая калькуляция), все в большей и большей степени овладевает рынком, централизует, объединяет его и тем самым, в последнем счете, упраздняет рынок, заменяет его централистическим планом, вытекающим из всего прошлого хозяйственного развития и являющимся предпосылкой дальнейшего хозяйствования. На этом пути и находится сейчас Советская Республика – будучи несравненно ближе к точке отправления, чем к конечной цели. Только тот факт, что советское государство, после навязанного ему обстоятельствами военного коммунизма и вследствие задержки революции на Западе, оказалось вынужденным проделать известное отступление, более, впрочем, формального, чем материального характера, затуманивает картину и дает повод мелкобуржуазным противникам рабочего государства говорить о капитуляции перед капитализмом. На деле же развитие Советской России совершается не от социализма к капитализму, а от капитализма, временно придавленного методами так называемого военного коммунизма, к социализму.

22. В корне несостоятельным, исторически невежественным, является утверждение, будто упадок производительных сил России является результатом нерациональности социалистических или коммунистических методов хозяйства. На самом деле упадок явился результатом прежде всего войны, а затем революции, в той ожесточенной форме длительной гражданской войны, какую она приняла в России. Великая Французская Революция, создавшая предпосылки для мощного капиталистического развития Франции и всей Европы, непосредственно породила чрезвычайные опустошения и хозяйственный упадок. Через 10 лет после начала Великой Революции Франция была беднее, чем накануне революции. Тот факт, что промышленность Советской Республики дала за последний год не более четверти средней довоенной производительности, свидетельствует не о несостоятельности социалистических методов, которые еще не успели даже найти себе применение, а о глубине хозяйственного распада, неизбежно связанного с самой революцией. Но до тех пор, пока существует классовое человеческое общество, оно будет неизбежно оплачивать каждый свой крупный шаг вперед человеческими и материальными жертвами – все равно, идет ли речь о переходе от феодализма к капитализму, или о другом, несравненно более глубоком переходе: от капитализма к социализму.

23. Из сказанного выше вытекает сам собою ответ на вопрос о том, в какой мере то, что называется в России новой экономической политикой, является необходимой стадией всякой пролетарской революции. В новой экономической политике надо различать два элемента: а) охарактеризованный выше момент «отступления» и б) ведение пролетарским государством хозяйства на основах рынка и всех с ним связанных методов, процессов и учреждений.

а) Что касается «отступления», то оно и в других странах может явиться результатом чисто политических причин, т.-е. необходимости в разгаре гражданской войны захватить у врага гораздо большее количество предприятий, чем пролетариат сможет хозяйственно организовать. Вытекающие отсюда частичные отступления не исключены ни в одной стране. Но вряд ли они в других государствах будут иметь такой глубокий характер, как в крестьянской России, в которой, к тому же, гражданская война развернулась настоящим образом только после захвата пролетариатом власти. Сейчас уже можно не сомневаться в том, что в большинстве капиталистических стран пролетариат придет к власти только через ожесточенную, упорную и длительную гражданскую войну. Другими словами, главные вражеские силы пролетариат Европы должен будет разбить до завоевания власти, а не после завоевания ее. И уж, во всяком случае, сопротивление буржуазии, военное, политическое и хозяйственное, будет тем более слабеть, чем в большем числе стран власть успеет перейти в руки пролетариата. А это значит, что момент военного захвата промышленности и следующий за ним момент хозяйственного отступления будет в остальном мире, по всей вероятности, играть несравненно меньшую роль, чем в России.

б) Что же касается использования методов и учреждений, созданных капитализмом для регулирования хозяйства, то все рабочие государства должны будут в той или иной мере пройти через эту стадию на пути от капитализма к социализму. Другими словами, каждое новое рабочее правительство должно будет после неизбежного в той или иной степени разрушения, в процессе гражданской войны, капиталистических хозяйственных органов (биржи, банки, тресты, синдикаты) – восстановить эти органы, подчинить их себе политически и организационно, связав их со всем механизмом пролетарской диктатуры, творчески овладеть ими для постепенной перестройки при их помощи хозяйства на социалистических началах. Чем большее число стран уже подпало под власть пролетариата, чем могущественнее овладевающий в данной стране властью пролетариат, тем труднее эмиграция капиталов и даже капиталистов, тем меньше почвы для саботажа со стороны административно-технической интеллигенции, тем меньше будет, следовательно, разрушение материальных и организационных капиталистических аппаратов – и тем легче их восстановление.

24. С какой скоростью рабочее государство будет проходить через эту стадию, в которой строящийся социализм еще живет и развивается под капиталистической оболочкой, это будет зависеть, как уже сказано выше, помимо военно-политической обстановки, – от организационно-культурного уровня и состояния доставшихся ему производительных сил. Совершенно очевидно, что чем выше будут оба эти уровня, тем быстрее рабочее государство совершит переход к социалистическому хозяйству, а затем и к полному коммунизму.

1/XII 1922 г.

(ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ВМЕСТО ОБЕЩАННОЙ СТАТЬИ)

В своем введении к Марксовой «Борьбе классов во Франции» Энгельс писал:

"При суждении о событиях и группах событий современной истории никогда не будет возможности дойти до последних экономических причин. Даже теперь, когда соответствующая специальная литература доставляет такой богатый материал, невозможно даже в Англии изо дня в день проследить ход промышленности и торговли на мировом рынке, равно как и все изменения, происходящие в способах производства, – невозможно проследить так, чтобы в любой момент можно было вывести общий итог из этих многообразных, переплетающихся и постоянно меняющихся факторов. Самые важные из них к тому же по большей части в течение долгого времени действуют в скрытом состоянии, пока, наконец, внезапно и мощно не найдут себе проявления. Ясная картина экономической истории данного периода не может быть приобретена, пока этот период еще не завершился: она приобретается лишь потом, post factum, когда уже собран и просеян материал. Статистика является здесь необходимым вспомогательным средством, а она плетется всегда позади. Поэтому по отношению к текущей, современной истории слишком часто приходится рассматривать фактор, имеющий наиболее решающее значение, как постоянный; экономическое положение, сложившееся к началу изучаемого периода, как постоянное и неизменное для всего периода; или же приходится обращать внимание лишь на такие изменения в экономическом положении, которые вытекают из явных, несомненных событий и потому так же ясны и несомненны, как сами эти события. Материалистический метод вынужден поэтому слишком часто ограничиваться сведением политических конфликтов к борьбе интересов между классами общества и фракциями классов, которые уже даны к начальному моменту исследования, уже созданы экономическим развитием, и рассматривать отдельные политические партии как более или менее адекватное выражение этих самых классов и их фракций.

«Само собою понятно, каким источником ошибок является неизбежное игнорирование одновременно происходящих изменений экономического положения, этого истинного базиса всех исследуемых событий» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Собр. соч., т. III, стр. 6. Госиздат 1921. Курсив мой. Л. Т.).

Эти мысли Энгельса, формулированные им незадолго до смерти, не получили необходимого дальнейшего развития. Насколько могу припомнить, они даже редко цитировались – гораздо реже, чем того заслуживают. Более того, многие марксисты как бы утратили смысл их. Объяснение этому факту кроется опять-таки в указанных Энгельсом причинах невозможности сколько-нибудь законченного экономического истолкования текущей истории. Определять те подпочвенные толчки, которые политика сегодняшнего дня получает от экономики, – задача очень трудная, в полном объеме неразрешимая; между тем политические явления нужно объяснять безотлагательно, потому что борьба не терпит. Отсюда – необходимость прибегать в повседневной политической работе к объяснениям, настолько широким, что они, при длительном употреблении, превращаются в шаблоны. Пока политика протекает в одних и тех же формах, в одних и тех же берегах, с одной и той же, примерно, скоростью, т.-е. пока накопление экономического количества не переходит в изменение политического качества, – такого рода объяснительная абстракция («интересы буржуазии», «империализм», «фашизм») еще более или менее выполняет свою задачу: не истолкования политического факта во всей его конкретности, а сведения его к знакомому социальному типу, что имеет, конечно, свое неоценимое значение. Но при серьезном изменении обстановки, тем более при крутом повороте, такое общее объяснение обнаруживает всю свою несостоятельность, целиком превращаясь в пустопорожний шаблон. Тут уж непременно нужно пропустить зонд анализа поглубже, чтобы определить с качественной стороны, а по возможности и количественно измерить толчки экономики в сторону политики. Эти «толчки» представляют собою диалектическую форму «заданий», исходящих от динамического базиса и подлежащих разрешению в сфере надстройки.

Колебания экономической конъюнктуры (подъем – депрессия – кризис) уже сами по себе означают периодические толчки, порождающие то количественные, то качественные изменения и новообразования в области политики. Доходы имущих классов, бюджет государства, заработная плата и безработица пролетариата, размеры внешней торговли и т. д. тесно связаны с конъюнктурой и, в свою очередь, самым непосредственным образом влияют на политику. Уже одного этого достаточно, чтобы понять, насколько важно и плодотворно было бы проследить шаг за шагом историю политических партий, государственных учреждений и пр. применительно к циклам капиталистического развития. Мы этим вовсе не хотим сказать, будто циклы объяснят все: этого не может быть уже по тому одному, что сами циклы представляют собою не основные, а производные экономические явления: они складываются на основе развития производительных сил через посредство рыночных отношений. Но циклы объяснят многое, образуя своей автоматической пульсацией необходимую диалектическую пружину в механике капиталистического общества. Через переломы торгово-промышленной конъюнктуры ближе всего подойдем к критическим узлам в развитии политических течений, законодательства и всех форм идеологии.