Он оказался прав. На глазах у Блейза и Тони бурая мгла постепенно меняла свои очертания. Теперь она неуклонно увеличивалась в размерах, поднимаясь все выше к небу и затягивая лежащую у подножия гор равнину. Сверху, откуда они наблюдали, теперь стало видно, что песчаная масса находится в постоянном движении, перемешиваясь подобно воде в кипящем котле. Через некоторое время Полон ушел, а Блейз и Тони, как зачарованные, продолжали наблюдать за приближающейся бурей.

Сначала ее верхняя граница была похожа на тонкую, но отчетливо видимую линию, которая становилась все шире и наконец превратилась в настоящую отвесную стену, надвигающуюся прямо на них.

Через некоторое время буря достигла подножия горы. Вопреки тому, что сказал им Полон, она начала карабкаться вверх по склону. Блейз невольно затаил дыхание и расслабился только тогда, когда верхняя граница песчаной тучи наконец замерла и по ней одна за другой стали пробегать бурые волны, разбиваясь об уступы на склонах. Иллюзия морских волн была бы еще более полной, если бы волны не взвивались вверх фонтанами буроватой пыли, которые, однако, уже не могли подняться слишком высоко.

Они наблюдали за бурей еще некоторое время, хотя стало окончательно ясно, что выше она подняться не сможет. Туча казалась каким-то злобным живым существом, продолжавшим свои бессмысленные попытки одолеть горный склон.

– Она похожа на какое-то животное, – сказала Тони, глядя на бурую массу, кипящую у них под ногами. – Интересно, как же могут Анджо, его родственники и все остальные местные жители по несколько дней подряд выживать на дне такого котла? Лично у меня ощущение, что когда она уйдет, то оставит после себя лишь руины, под которыми уже не будет ничего живого – лишь добела выскобленные кости.

– Это всего-навсего циклоноподобное возмущение атмосферы, – пояснил Блейз. – А видимым его делает незначительная примесь частиц песка в воздухе.

Тони бросила на него едва ли не сердитый взгляд.

– Думаешь, я сама не знаю? Как ты можешь… – Она вдруг замолчала и уставилась на него. – Слушай-ка, а ведь, похоже, тебе это нравится, не так ли?

– Нет, – покачал головой Блейз.

…и тогда я сказал ей чистую правду, – писал он через некоторое время у себя в шалаше. – Я не мог солгать ей, потому что она сразу бы это почувствовала. Хотя возможно, под внешне правдивым ответом она все равно ощутила некоторую неискренность. Я тогда совершенно честно ответил, что буря мне не нравится, и это действительно было так. Но в то же время было в ней что-то родственное… или близкое… не найти подходящего слова, чтобы выразить то, что я хочу сказать. Испытанные мною чувства, наверное, как-то связаны с работой моего подсознания. Теперь о моем окружении. Чем дольше я знаком с Тони, Данно и Генри, тем лучше я их понимаю. Скорее всего, и они тоже. Что же касается Тони, то ее роль поистине неоценима – она является противовесом во многих моих решениях, тем оселком, на котором я могу оттачивать края своего понимания ситуации и принимаемых решений до бритвенной остроты.

Когда совсем недавно она вдруг бросила мне: «А ведь тебе это, похоже, нравится, не так ли?» – я, не задумываясь, ответил то, что тогда посчитал правдой. Ведь буря действительно казалась мне отталкивающей – так же как и ей. И тем не менее Тони была права. Что-то в этом грязно-буром кипящем котле притягивало меня, словно я радовался ее приходу, потому что мог выйти ей навстречу, бросить вызов, схватиться врукопашную и в конце концов загнать ее обратно за горизонт – туда, откуда она и появилась.

Интересно, что же во мне или моих словах было такого, раз она сумела понять это? Не думаю, что она сознавала, как сильно я желал хотя бы попытаться описать ей мои чувства. Именно эта невозможность поделиться самым сокровенным с какой-нибудь живой душой и ставит меня в такую зависимость от нее, Данно и Генри – Генри, которого я даже и представить себе не мог сопровождающим меня в этом турне, до тех пор пока он вдруг не появился у нас в Экумени всего несколько недель назад – с какими-то собственными идеями по поводу необходимости присоединиться ко мне.

Но самой главной проблемой во всем этом является не то, насколько хорошо они понимают меня или то, что мною движет. Нет, самое главное – это то, насколько сильно я от них завишу. Смогу ли я продолжить начатое, если лишусь хотя бы одного из них, не говоря уже обо всех троих? И все же, когда мое подсознание – даже против моей воли – пытается представить себе будущее, в котором есть место и для них, оно не видит там ничего обнадеживающего. Там всегда либо один из них теряется, либо все трое в итоге оборачиваются против меня. Этого случиться не должно!

Не знаю, просто не знаю. Видимо, придется просто ждать дальнейшего развития событий и действовать по обстоятельствам.

Блейз положил ручку, еще раз перечитал написанное, а затем превратил листок в пепел так же, как и в прошлый раз.

Следующие три дня ему по-прежнему удавалось записывать по два выступления в день. На третий день он как раз записывал второе выступление чувствуя, что усталость овладевает им.

«…Я уже объяснял, что рост неизбежен для всех нас…» – говорил Блейз перед камерой. И вдруг замолчал.