Профессор отошел от окна, приблизился темным пятном ко мне и навис сверху.

Я инстинктивно напрягся. Меня начинала бить нервная дрожь.

— Послушайте, журналист! — сказал он. — Мне удалось научиться управлять мутациями вирусов. Я пошел дальше природы: кроме обыкновенных вирусов, то есть таких, которые организм использует для своих целей, я создал вирусы особые. Они работают независимо от того, желает организм ими воспользоваться или нет. — И он криво улыбнулся. Улыбку я понял только по блеснувшим в полумраке зубам. — Всего два месяца, — жарко прошептал он мне в лицо, — и человек превращается в собаку. Или обезьяну. Понимаете? Я заражаю людей, любого, своим вирусом, и через два месяца — отличный, сверхумный пес!

Я отшатнулся от него, широко открыв глаза.

— Одна только беда: эти вирусы сами не размножаются. К сожалению, я пока еще не в состоянии вызвать цепную инфекцию, но это уже дело техники.

В диктофоне кончилась кассета, и он тихонько пропищал, информируя меня об этом.

— У вас лента кончилась, журналист. — Квастму отошел от моего кресла.

Я вздохнул свободнее и потянул воротник рубашки, ослабляя его. Потом неторопливо достал диктофон и сменил кассету.

— Пройдет совсем немного времени, и они заговорят по-иному! Они все поймут, что власть матери-природы безгранична!

Я по-прежнему молчал, прикидывая, насколько можно доверять словам Квастму. Если то, что он сказал, — правда, то это просто кошмарно. Неужели этот тип всерьез думает о том, чтобы биологически подорвать цивилизацию? Я представил себе, что произойдет, когда в результате необычной эпидемии все начнут обрастать шерстью. И у всех начнут расти хвосты. Ужас!

— А теперь, честно, журналист, что вы обо всем этом думаете? Только не лицемерьте. Бесполезно.

— Это бред, профессор, — сказал я и не узнал своего голоса. Он налился какой-то внутренней силон и напором, словно во мне говорили сотни бесчисленных поколений людей, сражающихся за свое будущее. — Мне странно слышать от вас такое.

— Какое «такое»? — передразнил меня Квастму. — Такое страшное, что «ах-вдруг-люди-начнут-гибнуть, ах-цивилизация-разрушится?». Ну и что? — добавил он гораздо более резким и требовательным тоном. Профессор снова подошел к окну, и теперь его фигура чернела на фоне еще светлого неба.

— Наша цивилизация никчемна. И, как все никчемное, она обречена на гибель. Да, на гибель! А я даю шанс выжить. Термоядерная война не может вестись без солдат, а псы не солдаты. Ха-ха! А может быть, я кое-кого сделаю и не собакой! — Он поигрывал голосом, как заправский зазывала. — Ведь мои собаки — это только первый шаг на пути к спасению биосферы Земли. Я уверен, что смогу превращать любое существо в любое другое. Представляете, больше не будет редких и исчезающих видов. Доза вирусов, два месяца инкубации — и вот какой-нибудь бухарский олень или лошадь Пржевальского. А? Правда, заманчивая перспектива? — Квастму словно понесло, и он говорил все громче и громче. Слова его сотрясали сам воздух и разносились далеко вокруг — ведь он по-прежнему стоял у раскрытого окна.

— Полностью сбалансированная экология! Разумные, истинно человеческие отношения между всеми группами и видами животных. А растения! Я превращу самых больших идиотов в деревья, чтобы они не мешали жить остальным. Я представляю, какие у них будут корявые стволы и невзрачные листья!

— Кеннет Квастму! — почти истерически крикнул я. — Но ведь это же повлечет за собою целую лавину смертей. Это же будет крахом всего того, что накоплено за сотни веков развития и прогресса!

— К черту то развитие и тот прогресс. Они нас едва не ввергли в ядерную пучину. Многие погибнут? Так что ж? Разве не гибли миллиардами дикие животные из-за мимолетных и бессмысленных человеческих желаний? Я не буду приводить вам примеры — вы их и без меня должны знать сотни. Пусть останется хоть десятая часть того, что мы имеем сейчас, и этого будет вполне достаточно.

— Достаточно для чего? — Объятый ужасом, я вцепился в подлокотники мертвой хваткой. Я вдруг ясно осознал, что Квастму не шутит.

— Для того чтобы создавать новый мир, более чистый и более честный. Возвратившись в животное и растительное царства, они наконец пересмотрят свое отношение к жизни и окружающему. Возможно, они перестанут желать смерти всему, в том числе и себе подобным. Миру нужна хорошая встряска. Этой металлизированной никелированной цивилизации, этому омеханичившемуся человечеству я предлагаю альтернативу предельной биологизации и уверен, что это даст свои плоды.

— Но ведь цивилизация погибнет. Неминуемо погибнет, ведь ни одно животное не приспособлено для создания культуры.

— Такой, какой она сейчас есть. да. Но я говорю о другом мире, о том, что еще только должно возникнуть на руинах старого. И потом, кто вам сказал, что я собираюсь превращать в животных поголовно всех? Нет! Останется группа моих единомышленников, которая в состоянии будет контролировать ход перестройки всей экологии на планете!

— Понятно! Большие белые господа! Пулеметы вы тоже наверняка себе оставите?

Квастму отошел от окна и пришаркивающей походкой направился к двери.

— Я вижу, — неприятным голосом проскрипел он. — вы придерживаетесь убеждении, противоположных моим. Очень жаль!

Меня пронзило током. Я вдруг сообразил, что подвергаюсь смертельной опасности, что по желанию этого выжившего из ума старца через два месяца могу стать заправским псом. Я понял, почему проверял мои документы и рылся в сумке профессор. Да-а! Ему было чего опасаться, и он наверняка ждал гостей из другого ведомства. Но, на его счастье, еще никто ничего не подозревает. Понял я и то, почему так смышлены здешние собаки и почему местные старики называют эти места дьявольским садом.