В сборник вошли романы и повести известных американских писателей.
– Что такое рождество? – спросил Харви.
– Это когда дарят подарки, – объяснил Аллан Дюмей – маленький, чумазый шестилетний мальчишка, сидя на берегу бухточки в сгущающихся сумерках, он разговаривал с сайдорцем. – Рождество наступит завтра. Папа срубил дерево-колючку, а мама его сейчас дома наряжает.
– Наряжает? – переспросил сайдорец, замерев в ледяной воде. Давным-давно кто-то, быть может, даже отец Аллана – дал ему имя Харви, и теперь его иначе не называли.
– Вешает на дерево всякие штучки, – пояснил Аллан. – Чтобы оно стало красивым. Ты понимаешь, что значит – «красивое»?
– Нет, я никогда не видел красивое, – ответил Харви.
Однако он ошибался. Также как по-своему ошибались люди, считая Сайдор отвратительным болотом только потому, что на его покрытых сплошной грязью равнинах, омываемых пресными морями, не росло никакой зелени. Низкорослые шипастые деревья-колючки, да редкая, стелющаяся по земле трава…
Сайдор был красив особенной красотой. В этом мире царили черная и серебряная краски, и на фоне несущихся по небу рваных туч деревья-колючки казались тонко прорисованными тушью. Огромные рыбы, величаво проплывавшие в таинственных глубинах морей, тоже были красивы, как океанские лайнеры. А Харви, о чем он сам даже не догадывался, был самым красивым из всего, чем мог похвастаться Сайдор: светящаяся мягким холодным светом медуза в ореоле раскинувшихся во все стороны длинных серебряных нитей. А вот голос его, хриплый и каркающий, был некрасив. Узкая воздушная полость сайдорца предназначалась лишь для дыхания, а не для произнесения слов человеческой речи.
– Можешь посмотреть мое дерево, когда будет готово, – предложил Аллан. – Тогда поймешь.
– Спасибо.
– Подожди немножко, тогда увидишь. На нем будут разноцветные лампочки. И яркие шары, и звезды, и завернутые в бумагу подарки.
– Я бы хотел посмотреть, – сказал Харви.
Выше по склону, где на отвоеванном у моря осушенном участке стоял фермерский дом семьи Дюмей, отворилась дверь. Бледная теплая дорожка света протянулась по черной земле и коснулась мальчика и сайдорца. В дверном проеме темнел женский силуэт.
– Пора домой, Аллан, – позвала мать.
– Иду, – ответил он.
– Скорей!
Мальчик неохотно поднялся.
– Если она уже нарядила дерево, приду тебе скажу, – произнес он.
– Я подожду, – согласился Харви.
Аллан повернулся и стал медленно взбираться по склону; передвигаться на Сайдоре можно было лишь в ботинках, предназначенных для ходьбы по грязи. Он прошел в распахнутую дверь – в теплый и светлый уют человеческого жилья.
– Сними ботинки, а то грязи натащишь, – предупредила мать.
– Дерево уже готово? – спросил Аллан, возясь с застежками высоких ботинок.
– Сначала за стол. Обед готов, – она подтолкнула Аллана к столу. – Не торопись и жуй как следует. Спешить некуда.
– Папа вернется, когда мы начнем смотреть подарки?
– Подарки будешь смотреть утром. Когда папа вернется. Он ведь отправился на склад вверх по реке. Он обещал вернуться с рассветом. Ты и проснуться не успеешь.
– Правильно, – серьезно согласился Аллан, держа на весу полную ложку, – нельзя плыть по реке ночью, потому что если водяные быки всплывут под лодкой, в темноте их не увидишь.
– Тише, – мать легонько похлопала его по плечу. – В наших местах нет никаких водяных быков.
– Они везде есть. Так Харви говорит.
– Ну, будет тебе, давай ешь. Папа не собирается плыть по реке ночью.
Аллан кивнул и быстрее заработал ложкой.
– Тарелка чистая! – крикнул он через несколько минут. – Можно мне идти смотреть?
– Можно. Только сложи грязную посуду в мойку.
Он поспешно засунул тарелку в посудомоечную машину; затем бросился в соседнюю комнату и застыл как вкопанный, не сводя глаз с дерева-колючки. Он не мог шевельнуться – на него словно обрушилась огромная, холодная волна и смыла всю горячую нетерпеливую радость. Смыла без остатка. Сзади подошла мать и крепко обняла его.
– Милый! Ты думал, что увидишь то же, что и в прошлом году, как на корабле, на котором мы прилетели? Но тогда наряжали настоящую рождественскую елку, купленную на деньги Компании, и вешали настоящие игрушки. А сейчас мы обошлись тем, что наскребли в доме.
Неожиданно Аллан разрыдался и в отчаянии прильнул к матери.
– Это не рождественская елка… – с трудом выговорил он.
– Да нет же, малыш! – мать осторожно пригладила сыну взъерошенные волосы. – Неважно, как она выглядит. Важно то, что мы о ней помним и то, что она для нас значит. На Рождество люди друг другу дарят подарки, и совсем неважно, в какую бумагу они завернуты. Главное, что елка есть, и на ней висят игрушки. Понимаешь?
– Но… я… – он снова захлебнулся рыданиями.
– Что, солнышко?
– Я… обещал… Харви…
– Тише, – сказала она. – Успокойся. – Горе Аллана понемногу стихало. Мать достала чистую белую тряпочку из кармана передника. – Высморкай нос. И что же ты обещал Харви?
– По… – он икнул, – показать рождественскую елку.
– Вот как, – тихонько проговорила она. – А знаешь, малыш, ведь твой Харви – сайдорец, и он никогда раньше не видел рождественской елки, поэтому наша покажется ему такой же чудесной, какой запомнилась тебе елка на корабле.