Шрифт:
— Не будем спорить, сын мой, насладимся счастьем твоего освобождения.
— Благодарение богу, светлейшему папе Урбану Восьмому и кардиналу Ришелье. И вам, учитель. Без вас не сделать мне и шага за пределами тюремных стен.
— Ну почему!..
— Хотя бы потому, что я отвык ходить под синим небом.
Карета остановилась. Кардинал и Кампанелла вышли из нее. Их встречал, помогая обоим выйти, французский посланник господин Ноаль в парике, камзоле и панталонах с кружевами, в туфлях на высоких каблуках, с красивыми бантами.
— О, ваше высокопреосвященство господин кардинал, как мне благодарить за высшую честь, которая оказана мне вашим посещением!
— Цель моего посещения, синьор, передать вам из рук в руки бесценного философа, прошедшего все бездны ада, Томмазо Кампанеллу.
— Прошу войти в мой дом, он будет освящен пребыванием в нем таких людей.
— У вас ли гонец кардинала?
— Он здесь, монсеньор, поел, спать лечь не захотел, но за столом уснул.
— Представьте нам его.
При виде Кампанеллы и кардинала Сирано бросился на колени.
— Встань, сын мой, — сказал кардинал.
— Нет, ваше высокопреосвященство, я на коленях перед тем, кто воплощает для меня и тьму темниц, и Солнца свет.
Кампанелла ласково положил ему руку на плечо.
— Я не хотел бы принять эти поэтические слова на свой счет, юноша. Для меня вы не только посланник, но и избранник высокого и далекого друга, которого я так ошибочно корил, монсеньора Ришелье.
— Вот, отец мой, его записка. Я должен проводить вас к нему во Францию.
Кампанелла, отлично владея и французским языком, дважды перечитал эту “закладную записку”.
Потом передал ее кардиналу Спадавелли, который тоже с интересом познакомился с ней.
— Вот видишь, Томмазо, сам Ришелье ждет тебя, назначив сопровождающим этого славного гвардейца.
— Я, право, не пойму, учитель. Ведь я недавно снова провинился, встав на защиту Галилея…
— Итак, молодой человек, вручаю вам, как пожелал того сам Ришелье, заботу о Томмазо Кампанелле. Я вынужден покинуть вас.
— Надеюсь, все устроится, монсеньор, — сказал Ноаль. — Мой дом, как дом посланника, неприкосновенен.
— Мой юный друг, — обратился Кампанелла к Сирано, — я хотел бы вас поздравить с доверием, оказанным вам Ришелье, его забота о моей судьбе несказанно меня волнует.
Сирано де Бержерак не сказал, что записка Ришелье была “закладной”, продиктованной им, и право воспользоваться ею было отвоевано в бою со ста противниками. Он лишь почтительно смотрел на Кампанеллу, который был для него живой легендой.
Два гроба
Синьор Бенито Парца, начальник тюрьмы, едва из ее ворот выехал карета кардинала с “вечным узником”, засеменил через улицу к стоявшему неподалеку казенному дому с колоннами, где разместился командир испанского гарнизона в Вечном городе Педро Гарсиа, недавно смещенный испанским королем с поста губернатора Новой Испании, впавший в немилость из-за неспособности выкачивать из колонии прежних потоков золота. Пониженный в должности и уязвленный этим, генерал Гарсиа готов был выместить свое настроение на местных жителях, которые в его глазах ничем не были лучше заокеанских индейцев, хоть и выглядели белолицыми и считались католиками. К испанским войскам, во всяком случае, они должного почтения, как и индейцы, не проявляли.
Бенито Парца так настойчиво добивался свидания с генералом, что обозлил дежурного офицера, каковым оказался капитан Лопес. Раздраженный подобострастным итальяшкой, Лопес все же понял, что речь идет об антииспанском заговоре, и допустил доносчика к генералу.
Тучный генерал Гарсиа готовился обедать и скорчил недовольную гримасу на своем оплывшем лице, услышав, что ему предстоит заняться делами на голодный желудок. Желая поскорее отделаться от итальянца, он приказал ввести его.
— О, синьор генерал! Да продлятся ваши дни, как и дни его величества короля Испании, самого католического из всех королей! — заискивающе начал Парца.
— Дальше, дальше! — не отвечая на приветствие, буркнул генерал, плохо разобравшись в испанской речи Парцы.
Капитан Лопес, долго живший в Генуе, взялся переводить невнятную болтовню начальника тюрьмы.
Оказывается, в его тюрьме под видом посещения “вечного узника”, монаха Кампанеллы, еще тридцать лет назад готовившего восстание против испанской короны и приговоренного к пожизненному заключению, собирались заговорщики. Они вовлекли в свой заговор даже монсеньора Спадавелли, приближенного к самому папе. И этот кардинал умудрился обманом выцарапать у доверчивого святейшего отца всей католической церкви помилование закоренелому заговорщику, который вместе с коварным монсеньором Спадавелли покинул теперь тюрьму, чтобы поднять восстание в Папской области против испанцев.