Два слова отозвались в мозгу Алана как выстрел в горах. Его так и подмывало крикнуть: «Не принимать! Передай Джону, если он уже очнулся, чтоб не впускал ее сюда ни сейчас, ни в будущем!»

Или, по крайней мере, до тех пор, пока у него не отрастут ноги.

Но он тут же подавил этот порыв. Нельзя же всю жизнь спасаться бегством. Призрак Суон Гиллеспи будет являться вновь, если у Алана не хватит духу встретиться с ней и тем самым навсегда вычеркнуть из памяти.

Сейчас.

– Скажи, чтобы впустил ее.

Ширли направилась было к двери, но он остановил ее и указал на кресло, к которому были прислонены костыли.

– И убери эти проклятые железяки.

Лейтенант Алан Уэллс не единожды смотрел в лицо смерти и видел, как умирают другие. Он не забыл, как лежал на песке, чувствуя, что жизнь уходит из тела вместе с кровью, и ждал, не зная, то ли позвать на помощь, то ли помолиться, чтобы она так и не подоспела.

Но ожидание Суон Гиллеспи далось ему еще труднее. Слишком много воспоминаний, невысказанных слов, боли и гнева, загнанных внутрь, связано с этим именем.

И все их как рукой сняло, едва она появилась в комнате.

Суон Гиллеспи обладала даром превращать любой свой приход в событие. У других людей первым обращает на себя внимание что-то одно: лицо, фигура, взгляд, голос, – у нее же все воспринимается вместе, в гармоничном сочетании, свойственном произведениям искусства.

Прежде Алан всякий раз поражался тому, что мозг не в силах объять и удержать в памяти ее красоту.

– Здравствуй, Суон.

– Здравствуй, Алан.

Она неуверенно подошла ближе.

На ней были простые полотняные брюки и спортивная рубашка навыпуск, а сверху – легкая стеганая жилетка. В руках она держала мягкую широкополую шляпу и темные очки. Внезапно заметив, что руки у нее заняты, она смущенно улыбнулась.

– Прости, надо было оставить их в машине, но это, можно сказать, орудия производства. Порой знакомое лицо приводит окружающих в священный ужас.

Алан понимал, что она имеет в виду. Упомянутый священный ужас он ощутил и на себе, но по горькой иронии судьбы они в этом смысле совершенные антиподы. Она стала знаменитой благодаря красоте своих ног, он – благодаря их отсутствию.

– Как живешь?

В воздухе повисла неловкость, связанная с бременем ушедших лет и событий, с утратой доверия, чего не выдержит даже самая страстная любовь.

– Хорошо.

Суон обвела взглядом комнату.

– До чего же красиво. Раньше, по-моему, все было как-то иначе.

– Да. Мать, прежде чем в очередной раз сменить мужа, изрядно тут потрудилась. Она вышла замуж как раз за архитектора, который делал перепланировку всего дома. Теперь они, по-моему, вместе колесят по миру. – Он нарочно выбрал такой легкий, беззаботный, почти издевательский тон. – А впрочем, наш ремонт едва ли стоит упоминания в присутствии такой важной особы. Я то и дело натыкаюсь на репортажи о твоих головокружительных успехах. Наверняка во Флагстаффе тебя встретили с триумфом.

Суон как будто отмахнулась от него шляпой и опустила глаза.

– Да ну. Зря ты так думаешь. Не хочу повторять мудрые банальности, но не все то золото, что блестит. Когда жила здесь, не чаяла уехать подальше. А оказывается, мир всюду одинаков. Меняются только родные места. Поэтому, наверное, не стоит возвращаться.

Когда она подняла на него глаза, Алан увидел в них застарелую боль. В настоящем порой чувствуешь себя очень неуютно, если это настоящее усеяно обломками прошлого, которое трудно забыть.

– Ты наверняка гадаешь, зачем я пришла.

Алан усмехнулся.

– Поздороваться со старым другом – чем не причина?

Суон положила шляпу и очки на кресло.

– В общем, да. Хотела спросить, как ты себя чувствуешь. Но еще и сказать тебе кое-что. Надо было это сделать намного раньше, не после того, как с тобой случилось несчастье. Но ты ведь знаешь: я никогда смелостью не отличалась.

– Разве, чтобы достичь таких высот, смелость не нужна?

– Никакая это не смелость. По молодости я тоже обольщалась, а потом поняла, что для этого нужно.

Алан молча ждал продолжения. Он вдруг почувствовал к ней такое же сострадание, какое временами испытывал к себе.

– Не смелость, а отчаянность.

Когда-то за такое выражение ее лица он готов был отдать жизнь.

– Так что мне, чтоб добиться успеха, смелость не понадобилась. Вот ты и в самом деле герой.

Все герои давно мертвы. Даже те, которым посчастливилось вернуться живыми…

– Я не герой.

– Нет, герой. Ты всегда был им, хоть и не знал этого.