Похоже, что ему было приятно меня слышать, а ведь я думала, что он посмеется над моими глупыми фантазиями. И он бы посмеялся, я была уверена, если бы это было просто результатом моего богатого воображения, романтической идеей, порождаемой скукой. Мне повезло. Это было гораздо хуже, чем я предвидела.

– Я думала, что, если поговорю с тобой, это кое-что прояснит, разрешит кое-какую путаницу… Я, правда, извиняюсь, что тебя побеспокоила, я только…

– Как насчет обеда, – прервал он, – в центре города?

Увидеть его снова? Разве не этого я на самом деле хотела? Нет, я, честно говоря, не могу…

В его кабинете снова появились люди: я услышала голоса в трубке.

– У меня сейчас начинается заседание, – сказал он, и его голос снова стал холодным. – Я рад, что ты позвонила. Какое у тебя расписание в четверг?

Болтовня закончилась.

– Я в четверг свободна. Хорошо, да, в четверг мне удобно.

Мы договорились встретиться в ресторане и расстались. Я сошла с ума! Безумная радость чуть не разрывала меня на части, и следующую пару часов я пылесосила и мыла дом, стирала и складывала белье, бегала с Мозесом, пытаясь разрядить свою бешеную энергию. Ничего не помогало, но одна вещь к концу дня определилась: мне придется жонглировать своим расписанием, но я пойду в четверг на этот обед, даже если для этого мне придется прогулять работу.

Был еще только понедельник – до четверга целых три дня. Я умру гораздо раньше от нетерпения.

«Если бы только я могла рассказать Элен!» – подумала я, но как я могла с кем-нибудь об этом говорить? Я вела себя, как корова в брачный период, полная дура, и отлично знала, какова будет реакция Элен. Она посоветует мне вести себя в соответствии с возрастом. Хочу ли я это услышать? Совершенно не хочу. Так что черт с ней, с Элен.

Я приготовила почву для своего обеда в четверг. Во вторник я сказала на работе, что мне нужно к зубному врачу во второй половине дня, и перенесла свои выходные на четверг и пятницу.

Ночью я лежала без сна рядом со Стюартом, который сладко спал в невинном неведении, что его жена предается фантазиям о другом мужчине. Фантазиям! Немножко больше, чем фантазии, мой дорогой. У меня свидание с человеком, с которым я встретилась за четверть века один раз. Вот это шутка. При других обстоятельствах Стюарт мог бы разглядеть юмористичность ситуации, если посмотреть на нее с большого расстояния.

Я пыталась понять, зачем я позвонила Ричарду, чего я от него хотела? «Слышать его голос, – сказала я себе, – снова поговорить с ним». Но это была ложь, и я это знала: я хотела, чтобы он страстно любил меня. Эта мысль была такой безумной, что я громко засмеялась, но смех оборвался на истерической ноте. Я так сильно хотела Ричарда, что ощущала боль, – она пульсировала во мне. Желание овладело всем моим телом и мыслями, и я почувствовала, что если что-то вскоре не случится, я сойду с ума.

Почему он мне так нужен? «Как протест», – подумала я, лежа и прислушиваясь к храпу Стюарта рядом. – Мой брак скучен!» Жизнь со Стюартом была лишена страсти, неожиданности, трепета. Мы занимались любовью раз или два в месяц, наверное. В постели, в темноте, но в последнее время даже этот ритуал нарушился. Мы были как чужие люди, живущие под одной крышей.

Так что же, все дело в отсутствии трепета, в желании разнообразия? В с-е-к-с-е? Фантазия ста реющей домашней хозяйки сбывалась. Скольким сорокашестилетним пожилым дамам удалось встретить старую страсть, которая оказалась во плоти лучше, чем рисовали самые прекрасные воспоминания?

Если Дело в этом, я легко могу остановить все с помощью лишь одного телефонного звонка. Завтра я ему позвоню и отменю обед. Эта мысль успокоила мой воспаленный мозг и сердце, но уже на грани засыпания в моем теле опять стало расти безумное желание, которое превращалось в физическую боль. Я не смогла ее снять и поняла, что не отменю свидание…

Неделя тянулась медленно, и к утру четверга я была так взвинчена, что едва могла проглотить бутерброд и кофе. Я чувствовала себя больной и ничего не хотела делать. Весь день я лежала на кушетке, изображая трагическую героиню романа, пребывая где-то между головокружением и эротическими мечтами.

В среду вечером Стюарт неожиданно совершил полуискреннюю попытку примирения, но я не поддалась. Мне и так хватало своих мыслей, чтобы не добавлять к ним ощущение запутанности и вины. Я не готова была мириться с ним. После нашей ссоры в августе мы на людях были вместе, но наедине я держалась в стороне от него. Я не хотела знать, что он чувствует, меня не интересовало, беспокоится ли он обо мне, я отталкивала его каждый раз, как он пытался приблизиться ко мне. «Он ведет себя как отец, – мысленно брюзжала я, – а не как любовник». Его наставительное отношение ко мне раздражало, хотя раньше оно мне внушало уверенность, я зависела от него.

У нас сложился определенный стиль поведения в постели. Я лежала на своей стороне кровати королевских размеров, притворяясь, что сплю, а Стюарт брал один из толстых томов, которые хранил у кровати, и рыскал по нему, извлекая новые знания.

В 3:30 утра в четверг я оставила надежду заснуть, хотя мне следовало бы поспать, поэтому я рано поднялась, чувствуя себя усталой, измученной и старой. Когда Стюарт ушел на работу, я приняла долгий горячий душ, затем потратила больше часа на приведение в порядок своего лица и волос. После четырех чашек кофе и двухчасовой примерки всего своего гардероба я, наконец, покинула дом, одетая в белую шелковую блузу и жилет цвета золотой осени, темную юбку и туфли без каблука – хорошо одетая снаружи, но вся дрожащая внутри.