Единообразие и муштра сопровождали военных поселян повсюду. Каждое из военных поселений предназначалось для размещения одной роты. По штату военного ведомства рота насчитывала двести двадцать шесть человек, и в военном поселении их должно было быть столько же.

Военное поселение состояло из шестидесяти домов, в каждом из которых жили четыре семьи с нераздельным хозяйством.

Помимо военной учебы и фрунта, помимо земледельческих работ и работ по строительству и ремонту полковых зданий и сооружений, военные поселяне строили дороги, рубили лес, копали канавы, осушали болота, за малейшее непослушание подвергаясь наказаниям розгами и шпицрутенами, а в случае неповиновения представали перед военным судом.

В поселениях царили жестокость и произвол: солдатских дочерей выдавали замуж по приказу начальников, поселян использовали на работах в хозяйствах помещиков-офицеров.

Идея создания дешевого резерва обученных войск, которые могли бы содержать сами себя без помощи казны, рухнула в самом же начале. Наиболее дальновидные современники хорошо понимали, что российская крепостническая действительность с ее рутинным, низкопродуктивным сельским хозяйством не даст возможности реализовать этот замысел. Однако Александр I настаивал на том, чтобы минимум пять миллионов крестьян было переведено на положение военных поселян.

Широко известным стало выражение царя: «Военные поселения будут, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова». (А длина этой дороги превышала сто верст.)

Судьбу военных поселян, сосредоточенных вокруг Чудова – уездного города Новгородской губернии, неподалеку от которого находилась аракчеевская резиденция Грузино, – теперь должны были разделить миллионы их собратьев.

В начале апреля 1817 года Александр I подписал рескрипт о дальнейшем расширении военных поселений, основанный на «Проекте учреждения о военном поселении пехоты», созданном Аракчеевым.

Император приказал разослать рескрипт и «Проект…» крупнейшим военачальникам.

Сохранились замечания на «Проект…» фельдмаршала Барклая де Толли.

Барклай де Толли о военных поселениях

Барклай де Толли детально и тщательно проанализировал «Проект…», проявив недюжиную широту взглядов, гражданское мужество и прогрессивность. Кроме того, отвечая царю, он сохранил прежнюю любовь к солдату и за документом, представленным ему на отзыв, видел не безутешные статьи и параграфы, а сотни тысяч живых людей, судьба которых зависела от этого «Проекта».

«По проекту учреждения, – писал Барклай, – принято целью: 1. Дать воинам свою оседлость… и улучшить их быт или состояние. 2. Удовлетворить видам государственного хозяйства в уменьшении издержек на содержание войска…

Но чтобы удостовериться, точно ли можно достигнуть сей благотворительной цели чрез поселение войск, надобно весьма близко и с величайшим углублением анализировать правила, на которых утверждается благосостояние такого поселения».

И здесь Барклай де Толли высказывает сначала общеполагающие принципы, заявляя царю, что «хлебопашество, сельская экономия и сельская промышленность там только могут иметь хороший успех и желаемые последствия, где земледельцам дана совершенная свобода действовать в хозяйстве своем так, как сами они лучшее для себя находят, где поселянин никакому стеснению в распоряжении временем, как для земледельческих работ, так и для других занятий и позволенных промыслов, где повинности, на него возлагаемые, не превышают сил и способов его…»

Развивая эту мысль далее, Барклай де Толли обращает внимание Александра I на параграф 112, трактующий «Правила для военного учения», в котором говорилось, что с начала весенних земледельческих работ до 16 сентября военные поселяне два дня занимаются военным учением, а четыре дня работают в поле на себя. Барклай де Толли заметил: «Всякому известно, что при летних полевых работах, чтоб не упустить удобного или благоприятного времени, не токмо целым днем, но даже несколькими часами, паче при уборке хлеба и сена, зависит все благосостояние поселянина-хлебопашца; но нередко и легко случиться может, что начальник, занимающийся более фронтовою службою, нежели сельским хозяйством, или малосведущий правила сельского домоводства, употребит на ученье то самое, удобное для хозяйства время, которого свободный поселянин даже минутами дорожит.

Ученье кончится, но погода переменится, и хлеб или сено, не собранное, сгниет на полях. Скажут, – добавляет Барклай, – что господские крестьяне работают в такое же время для своего господина (то есть два дня в неделю). Впрочем, кому неизвестно, что и господские крестьяне, под бичом барщины, не в цветущем поло-жении».

Таким образом, Барклай де Толли не принял саму идею военных поселений, что, конечно же, еще более обострило его взаимоотношения с Аракчеевым и не могло оставить равнодушным и самого Александра I.

Эта позиция Барклая заслужила высокую оценку со стороны представителей передовой русской общественности. Известный декабрист Н. И. Тургенев писал: «Военные сумеют оценить заслуги Барклая как генерала, а люди беспристрастные отдадут дань уважения его неподкупности и прямоте его характера. Барклаю де Толли не будет отдано должное, если я ограничу сказанным свою оценку этого замечательного человека.

Все русские, знающие, какой ужасный вред принесли родине военные поселения, должны быть признательны человеку, который один во всей империи осмелился порицать перед государем это бессмысленное и жестокое учреждение».