В следующие дни я продолжал свои изыскания в Екатеринбурге, в окрестностях, в монастыре, везде, где я мог надеяться получить какое бы то ни было указание. Я повидался с отцом Строевым, который последним совершал богослужение в Ипатьевском доме в воскресенье, 14-го, то есть за два дня до страшной ночи. У него, увы, также оставалось очень мало надежды.

Предварительное следствие подвигалось очень медленно. Оно началось при чрезвычайно трудных обстоятельствах, так как между 17 и 25 июля большевистские комиссары имели время уничтожить почти все следы своего преступления. Тотчас же после взятия Екатеринбурга белыми военные власти распорядились поставить стражу вокруг дома Ипатьева, и было приступлено к дознанию, но нити были так искусно запутаны, что разобраться в них становилось очень трудно.

Самым важным показанием было показание нескольких крестьян из села Коптяки, расположенного в 20 верстах к северо-западу от Екатеринбурга. Они пришли заявить, что в ночь с 16 на 17 июля большевики заняли одну из полян в соседнем лесу, и оставались там несколько дней. Они принесли предметы, найденные ими около заброшенной шахты, неподалеку от которой были заметны следы большого костра. Несколько офицеров отправились на указанную лесную поляну и обнаружили еще другие вещи, которые, как и первые, были признаны принадлежавшими Царской семье.

Следствие было поручено члену Екатеринбургского окружного суда Ивану Александровичу Сергееву. Оно протекало нормально, но трудности были значительны. Сергеев все больше и больше склонялся в мысли о гибели всех членов семьи. Но тел обнаружить не удавалось и показания известного числа свидетелей поддерживали предположение о перевозке Государыни и детей. Эти показания, — как было установлено впоследствии, — исходили от агентов большевиков, оставленных ими нарочно в Екатеринбурге, чтобы запутать расследование. Их цель была отчасти достигнута, так как Сергеев потерял драгоценное время и долго не замечал, что идет по ложному пути.

Проходили целые недели, не принося с собой новых данных. Я решился тогда возвратиться в Тюмень вследствие крайней дороговизны жизни в Екатеринбурге. Перед отъездом я получил, однако, обещание от Сергеева, что он меня вызовет, если в ходе предварительного следствия произойдет сколько-нибудь важное обстоятельство.

В конце января 1919 года я получил телеграмму от генерала Жанена, которого знал в Могилеве в бытность его начальником французской военной миссии при Ставке. Он приглашал меня приехать к нему в Омск. Несколько дней спустя, я покинул Тюмень и 13 февраля приехал во французскую военную миссию при Омском правительстве. [78]

Отдавая себе отчет в исторической важности следствия, производившегося об исчезновении Царской семьи, и желая знать его результаты, адмирал Колчак поручил в январе генералу Дитерихсу привезти ему в Екатеринбург следственное производство, а также все найденные вещи. 5 февраля он вызвал следователя по особо важным делам Николая Алексеевича Соколова и предложил ему ознакомиться с расследованием. Два дня спустя, министр юстиции Старынкевич поручил ему продолжать дело, начатое Сергеевым.

Тут я познакомился с г. Соколовым. С первого нашего свидания я понял, что убеждение его составлено, и у него не остается никакой надежды. Что касается меня, то я еще не мог поверить такому ужасу.

— Но дети, дети! — кричал я ему.

— Дети разделили судьбу родителей. У меня по этому поводу нет и тени сомнения.

— Но тела?

— Надо искать на поляне — там мы найдем ключ от этой тайны, так как большевики провели там три дня и три ночи не для того, чтобы просто сжечь кое-какую одежду.

Увы, заключения следователя не замедлили найти себе подтверждение в показании одного из главных убийц — Павла Медведева, которого незадолго перед тем взяли в плен в Перми. Ввиду того, что Соколов был в Омске, его допрашивал 25 февраля в Екатеринбурге Сергеев. Он признал совершенно точно, что Государь, Государыня и пять детей, доктор Боткин и трое прислуг были убиты в подвальном этаже дома Ипатьева в течение ночи с 16 на 17 июля. Но он не мог или не хотел дать никаких указаний относительно того, что сделали с телами после убийства.

Я в продолжение нескольких дней работал с Соколовым; затем он уехал в Екатеринбург, чтобы продолжать на месте следствие, начатое Сергеевым.

В апреле к нему присоединился и стал ему помогать генерал Дитерихс, вернувшийся из Владивостока, куда его посылал со специальным поручением адмирал Колчак. С этого времени следствие стало быстро подвигаться вперед. Были допрошены сотни людей, и лишь только сошел снег, на поляне, где крестьяне села Коптяки нашли вещи, принадлежавшие Царской семье, были предприняты обширные работы. Колодезь шахты был расчищен и осмотрен до дна. Пепел и земля с части поляны были просеяны сквозь сито и вся окружающая местность тщательно осмотрена. Удалось установить местоположение двух больших костров и неясные следы третьего… Эти систематические изыскания не замедлили привести к открытиям чрезвычайной важности.

Посвятив себя целиком предпринятому делу и проявляя неутомимое терпение и самоотвержение, Соколов в несколько месяцев восстановил с замечательной стройностью все обстоятельства преступления.

На последующих страницах я изложу обстоятельства убийства Царской Семьи в том виде, в каком они вытекают из показаний свидетелей и данных следствия. Из шести объемистых томов рукописного материала, в которых заключается следствие, я извлек существенные обстоятельства этой драмы, по поводу которой, увы, не остается никаких сомнений. Впечатление, испытываемое при чтении этих документов, походит на отвратительный кошмар, но я не считаю себя вправе смягчать его ужаса.