Шрифт:
— Сплю я или сошёл с ума? — почти вслух сказал дон Лопес, посмотрев на мальчика.
Как мог попасть сюда, к странствующим комедиантам, Мигель, его бывший ученик, сын его друга, лекаря Сервантеса?
«Должно быть, у меня от дорожной тряски помутились мозги», — с тревогой подумал старик.
Он пошёл к себе, но, едва запер дверь, к нему постучался слуга Хосе.
— Письмо вашей милости из Алькала, — сказал Хосе. — Ещё в Саламанку послано, нарочный догнал нас, передал мне у ворот.
Дон Лопес распечатал письмо, прочёл и начал усиленно поглаживать свои тонкие седые волосы, лёгким пухом окружающие лысинку на макушке.
— Дурные вести, сеньор? — спросил Хосе.
— Нет, хорошие, — неожиданно ответил дон Лопес. — Вести такие, что, значит, я, старик, видно, ещё не совсем выжил из ума. Раскладывай вещи, Хосе: мы сегодня не едем.
Он долго шептался о чём-то с хозяином, потом отдал какие-то распоряжения Хосе. Через полчаса он опять сошёл вниз. Двор был уже пуст. Юноша, собиравший деньги за представление, один стоял у ворот и смотрел на улицу.
— Мигель! — тихонько окликнул его сзади дон Лопес.
Юноша быстро обернулся и с недоумением поглядел на старика.
— Однако я узнал тебя быстрее, чем ты меня! — рассмеялся дон Лопес и подошёл ближе.
— Это вы, дон Лопес?! — воскликнул Мигель и обнял учителя. — Как вы попали сюда?
— Вот этот самый вопрос я как раз хотел задать и тебе, мой друг.
Мигель покраснел.
— Пойдём со мной, Мигель, мне надо с тобой поговорить, — серьёзно сказал старик.
— Я знаю, о чём, и… не надо, дон Лопес, — смешался Мигель. — Мне надо идти к своим, мы сегодня на рассвете едем дальше.
— Идём, идём, — настойчиво сказал старик и взял Мигеля за локоть.
Он молча провёл юношу через двор, взял свечу у хозяина и по внутренней деревянной лестнице повёл его куда-то наверх, во второй этаж, потом выше.
— Куда вы меня ведёте? — испугался Мигель. — Неужели вам отвели комнату на самом чердаке?
Не отвечая, дон Лопес ввёл юношу в тесную комнатушку под самой крышей, с узким слуховым оконцем, заколоченным досками.
Мигель с удивлением посмотрел на две широкие резные деревянные кровати, застланные шерстяными одеялами, и неловко сел на одну из них.
— Вот так, — одобрительно кивнул дон Лопес. — А теперь мы сделаем вот что.
Он подошёл к двери, накинул засов, запер на внутренний замок и спрятал ключ на груди. Мигель вскочил с постели.
— Ты ведь не станешь нападать на меня, твоего старого учителя?
Дон Лопес стал на самом пороге и плотно прижался спиной к двери.
Мигель бросился к окну и затряс доски, набитые на раму.
— Пустите меня! — отчаянно закричал Мигель.
— Кричи, дёргай, сколько хочешь, — ничего не поможет. Через дверь ты не выйдешь, для этого тебе придётся поднять руку на меня. А через окно тебя никто не услышит… Никто!.. — повторил старик, подступая ближе к Мигелю. — Все в доме предупреждены, твоих актёров устроили на дальнем сеновале, все слуги будут глухи в эту ночь… Кричи, сколько хочешь, тебя никто не услышит.
Мигель повалился на постель вниз лицом.
— Ты молод и глуп, Мигель, и потому приходится так поступать с тобой. Садись на кровать, поговорим. Вот так.
Дон Лопес вздохнул и сел на постели рядом.
— Тебе девятнадцать лет, Мигель, и ты думаешь, что знаешь всё. Но ты не знаешь ничего. Ты думаешь, что у бродячих комедиантов ты научишься большему, чем из книг?
— Выпустите меня! — Глухо сказал Мигель.
— Послушай, Мигелито, ведь я хочу тебе только добра. Скажи по совести, тебе хорошо было с актёрами?
— Хорошо, — сказал Мигель. — Мы ночевали в открытом поле или на сене у крестьян и играли на постоялых дворах… Нас везде хорошо принимали, а если хозяин был скуп и плохо платил за представление, Бенито днём примечал, где у него висит копчёная свинина, а ночью приносил целые окорока…
— Святая монсерратская дева, помилуй нас! — схватился за голову дон Лопес. — Если бы твой отец знал!
— Выпустите меня отсюда, дон Лопес!
— Завтра выпущу, Мигелито.
— Завтра будет поздно. Рано утром актёры уйдут.
— Прекрасно! — обрадовался старик. — Ты поедешь со мною.
Дон Лопес выдвинул из-под кровати деревянный дорожный сундучок, раскрыл его, вынул толстую коричневую книгу. Он приготовил свой последний довод.
— Ты ещё не забыл моих уроков итальянского, Мигель? Слушай! — сказал дон Лопес.
Особенным ритмическим напевом, взмахивая в такт рукой, дон Лопес произнёс первую строфу:
Героев ли тебе напоминать,Пред очи вывесть славной вереницейДерзающих свой славный род венчатьБессмертия лучистой багряницей?..