— Женя, уверяю тебя, если бы ты встретила этого человека в настоящем, не хлебнув прошлого, — ты не заметила бы ничего отталкивающего. А… ты не могла бы мне сказать, что именно заставило тебя вернуться?

— Могу сказать. Я увидела, что он самоуверен и глуп.

— Но ведь прежде ты расценивала его поступки иначе? Вспоминая, думая, ты за тридцать лет не сумела обнаружить этого? Отчего же тебе не помог опыт последующей жизни?

Евгения Егоровна пожала плечами.

— Не знаю, — сказала она. — Может быть, я всегда видела его глазами Жени, а не Евгении Егоровны?

— Возможно, — кивнул Андрей Федорович. — Но видишь ли, многие и многие даже в семьдесят лет видят все глазами… Женечки.

— Так ли это плохо?

— А это ни плохо ни хорошо. Это обыкновенно. Так уж устроена люди.

Долго они сидели молча, глядя на тающие шарики мороженого. Наконец Евгения Егоровна передернула плечами, словно ей внезапно стало холодно, и растерянно спросила:

— Что же мне теперь делать, Андрей?

Андрей Федорович ответил не сразу. Он зачем-то переставил вазочку, передвинул стакан с соком, посмотрел по сторонам, будто ища кого-то… и очень неуверенно произнес:

— А может быть, Женя, тебе попробовать выйти за меня замуж?…

Экран видеомагнитофона вобрал в себя все зрительное пространство Анны. И это было только отчасти из-за его огромных размеров. Главное же — из-за того, что она сидела очень близко, буквально готовая наперекор здравому смыслу прорваться через стекло на ту самую лесную лужайку, где была снята включенная сейчас стереоозвученная лента. Звук был на предельной громкости, но Анна его уже не воспринимала. Глаза ее были красные, распухшие. На щеках — полосы от слез. Этими невидящими глазами она сверлила сейчас экран, механически перематывая назад и запуская вновь один и тот же кусок.

Постепенно интервалы от запуска до перемотки становились все короче, а отснятый документальный любительский сюжет все более и более ограничивался своим кульминационным эпизодом. Была в том эпизоде бегущая по высокой траве навстречу съемочной камере голубоглазая девочка трех-четырех лет. Она неожиданно спотыкалась, падала, пропадала за стеной густой травы, а через некоторое время из той травы появлялось ее испуганно-вопросительное личико — в кудряшках и в пуху от одуванчиков.

В конце концов, Анна зафиксировала кнопкой стоп-кадра этот последний момент, увеличила план. Ее собственная сгорбившаяся фигура в кресле при этом так же замерла, как и обращенное к ней лицо ребенка на экране…

Она не слышала ни как открылась входная дверь, ни как в комнату вошел Георгий, вставший позади нее, лицом к экрану. Она очнулась от оцепенения только когда он положил ей на плечи руки. Ее реакцией был скользнувший вниз и упершийся в собственные колени взгляд. Руки ее непроизвольно поднялись, ладони же легли на глаза, как бы удерживая безумный, наполненный внутренним криком взгляд.

— Я сейчас из Центра генетических прогнозов, — собравшись с духом, начал Георгий. — Там, говорят, есть возможность…

— Возможность чего? Разыскать? — скороговоркой перебила Анна, в надежде оторвав руки от лица.

— Нет. Это, в общем-то, не то чтобы возможность… Скорее своего рода альтернатива. — Георгий осторожно убрал руки с ее плеч.

— Аль-тер-на-ти-ва… Ну что ж, давай, что они там предлагают. — Утратив только что блеснувшую в ее глазах надежду, Анна вновь спрятала лицо в ладони.

— Они говорят, что могут с помощью направленного сканирующего радиоизлучения интенсифицировать у… у нее развитие наследственной генетической программы, в первую очередь в отношении умственных способностей. Тогда она сможет самостоятельно что-то сделать. Попросту — сама отыщется.

— Значит, состарить ее…

— Никакой дисгармонии впоследствии не будет. Физическое и умственное развитие они берутся потом согласовать… Но конечно, вспять генетику потом не повернешь.

— И она в этом случае лишится самых… самых… — Анну душили слезы, — го-ди-ков… И их уж никогда не вернуть… Так ведь?

— Но это же лучше, чем потерять ее насовсем. И никогда не увидеть… больше? — Георгий развернулся на 180 градусов и оказался спиной как к креслу, так и к экрану.

— Все мужчины думают только о себе… Но ведь она будет без этого, как его там… в общем, нормально жить и развиваться, как все нормальные дети. Но… только у других людей, рядом с которыми она в итоге окажется. Они же ведь заменят ей…

— Кого заменят? — не дав ей закончить, перебил Георгий. — Мать? Отца? Сказки это. Ничего подобного не бывает никогда.

В наступившей паузе они оба застыли, словно в детской игре «Замри!», уйдя мысленно в самих себя. Только экран с изображением лица девочки еле заметно менял интенсивность свечения от длительного пользования в течение последних нескольких суток.

— Сколько лет… То есть на сколько лет надо ее… ну, это… — первой нарушила молчание Анна.

— Как минимум на пять лет.