Знакомый после операции говорит Раневской, что врачи запретили ему пить, курить, есть жареное, острое и жирное, но не сказали, можно ли ему заниматься сексом.

Раневская:

— Я думаю — можно... но только с женой: вам вредно возбуждаться.

***

Знакомая говорит Раневской:

— Я вчера была в гостях у В. и пела для них 2 часа.

— Правильно сделали. Я их тоже терпеть не могу.

***

Раневской сказали, что власти хотят ввести налог на проституцию. Раневская:

— Безобразие! Как можно вводить налог на предмет первой необходимости?

***

Раневская объясняет ребенку, чем сказка отличается от реальной жизни:

— В сказке — женился на лягушке, а она оказалась царевной. А в реальной жизни — это когда наоборот.

***

Раневская приглашает в гости и добавляет, что звонок не работает:

— Как придете — стучите ногами.

— Ну зачем же ногами, Фаина Георгиевна?

— Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить.

***

В свое время Фаина Георгиевна делила квартиру с супружеской парой актеров, у которых был маленький сын. Ночью ребенок заплакал, и муж сказал:

— Может быть, я ему что-нибудь спою? Раневская:

— Ну зачем же сразу так. Попробуйте сначала по хорошему.

***

Пожилой актер жаловался Раневской, что он кашляет.

Раневская:

— Сколько вам лет?

— 70.

— В двадцать лет вы кашляли?

— Нет.

— А в тридцать?

— Тоже нет.

— Может в 40?

— Ив сорок не кашлял.

— Так когда же вам кашлять, если не сейчас.

***

Александр Шуров

На эстраде успешно выступал музыкально-сатирический дуэт Шуров и Рыкунин. Старший по возрасту Шуров был прекрасным артистом, добрым и обаятельным человеком, но при этом отличался редкой наивностью и поцоватостью. Сам Шуров с гордостью рассказывал:

— Николай Павлович Смирнов-Сокольский часто мне говорил: «Ты, Шуров, полный идиот. Ты не можешь быть евреем: среди евреев встречаются идиоты, но таких, как ты — нет. Ты редкостный, уникальный идиот». И это говорил не кто-нибудь, а сам Смирнов-Сокольский, библиофил, признанный вождь эстрады, — с восхищением добавлял Шуров и без конца повторял эту историю всем снова и снова.

За свою долгую жизнь Шуров не прочел ни одной книги и прекрасно себя чувствовал. Однажды в поездке он зашел в номер к Рыкунину весь в слезах.

— Александр Израелич (Шурову было под 60), что с вами?

— Я сейчас читал книгу «Хижина дяди Тома». Какая вещь! Коля, надо читать!

Свои решения Шуров менял в течение одной секунды. Мы выехали в гастрольную поездку на три месяца. Приблизительно через месяц Шуров ко мне подходит (в той поездке я был бригадиром) и говорит:

— Борис, я хочу закончить гастроли и уехать в Москву. Там жена Нина, я очень скучаю, и она тоже звонила и говорила, что скучает, и я ей нужен.

— Хорошо, Александр Израелич, на когда вам взять билет?

— Что значит — мне? А остальная группа?

— Ну, мы останемся и продолжим гастроли.

— А почему я не могу остаться? Я тоже хочу продолжить гастроли.

— Александр Израелич, вы, конечно, можете остаться, но в Москве жена Нина, она скучает...

— Ничего, отдохнет!

И так несколько раз за поездку.

Как и во многих эстрадных дуэтах между Шуровым и Рыкуниным порой возникали трения. Во время гастролей по Дальнему Востоку у нас был концерт на Камчатке, и добираться туда надо было морем. Разыгрался нешуточный шторм, старенький буксир переваливался с бока на бок и с носа на корму, вся группа была зеленая и блевала не переставая. Наконец, спустя примерно час, показались огни поселка, и на изможденных лицах появилось облегчение от надежды скорого избавления от пытки.

— Ой-ой-ой, — неожиданно сказал Шуров. — Надо возвращаться. Я забыл все вещи на пристани. Весь реквизит, костюмы и ноты.

— Не надо!!! — раздался всеобщий вопль, — Черте ними!!!

Неожиданно вступил Рыкунин, страдавший не меньше остальных.

— Нет, что значит — конечно надо вернуться, — сказал он спокойным рассудительным тоном. — Все-таки вещи, реквизит, в конце концов, их же могут и украсть.

— А что, — спросил я, — вы не можете сегодня выступить без них?

— Нет, мы, конечно, можем, — по-прежнему спокойно ответил Рыкунин и неожиданно сорвался на визг:

— Но я хочу, чтобы все знали, с кем мне приходится работать, и как я мучаюсь!

Шуров мне сообщил, что тромбониста из их оркестра не взяли в армию по болезни.

— Это же молодой здоровенный жлоб. Какая у него может быть болезнь?

Я: — У него нашли общую поцоватость организма плюс электрификацию всей страны.

Шуров сосредоточился на второй половине фразы.

— Про электрификацию — это Ленин сказал?

— Да, он.

— Ты знаешь, Борис, все-таки Ленин был очень умный чувак, — не к месту перешел на лабушский жаргон Шуров.