– Я не могу так больше жить! Все живут по-другому, - выдала истинную причину своего бунта Санвау.

– Что?
– поразились оба супруга.

– Что слышали, - отрезала Санвау.

– Почему ты так считаешь? Потому, что мнение этих таково?
– Химю обвел рукой остальных.
– Но мы же другие, совсем другие. Нам ничто не мешает жить так. Разве мы тебя не любим? Разве мы посмотрели на другую?

Санвау заплакала, но сдаваться не собиралась.

– Санни, мы же братья, мы тебя оба любим. Как ты можешь выгнать одного из нас?
– Лахса искренне недоумевал.

– Ах, так!
– Санвау взвилась, как воздушный змей.
– Уходите оба. Меня за вас выдали насильно, меня никто вообще не спросил. Я хочу сама себе выбрать мужа.

– Что?
– Лахса и Химю впали в глубокую прострацию.

Лахсе пришло в голову побить супругу, как советовал его отец перед женитьбой.

Химю пытался вникнуть в происходящий кошмар, надеясь, что это все сейчас кончится.

– Уходите!
– стала настаивать Санвау.

– Отлично, - хлопнул в ладоши Химю.
– Это не ты нас выгоняешь, а мы тебя бросаем.

– Но...
– Лахса хотел возразить, но под умоляющим взглядом Химю смутился.

На этом закончилась общественная часть скандала в семействе. Хэсс обдумывал сведения, которые получил от повара Грима о странном семействе. Оказывается, Санвау выдали замуж за Химю и Лахсу - за двоюродных братьев. Для южных народов было характерно создавать такие тройственные семьи. Это было обусловлено отнюдь не стремлением к разврату, а общественным строем, когда супруга могла остаться одна без поддержки. Как правило, было предусмотрено, что родители снимают с себя ответственность за детей с момента их совершеннолетия - в шестнадцать лет.

На юге было слишком много опасностей, грозящих женщину с маленькими детьми оставить без защиты, поэтому появился обычай выдавать женщину сразу за двух мужчин. Во-первых, дети были общими. Во-вторых, мужчины дружили и помогали друг другу, что увеличило их шансы выжить в этом страшном мире. В-третьих, годами узаконенное двоемужество делало женщину предметом поклонения. Санвау весьма красивая женщина по меркам южан, презрела многовековые обычаи. Черноволосая, с длинными косичками, узкими глазами, тонкой костью, легкостью и гибкостью Санвау свела двоюродных братье Лахсу и Химю с ума.

Их семейство влилось в труппу донны Илисты не случайно. Они выступали с ней почти два года. Никогда они не становились предметом всеобщего внимания.

Лахса и Химю могли вытворять на сцене потрясающие вещи. Они буквально порхали над сценой. Во многих постановках они выступали в качестве представителей нелюдских вестников, то есть были вестниками богов, демонов и колдунов. Санвау - маленькая, солнечная и шаловливая придавала постановкам возвышенность. Она даже избавилась от акцента, который до сих пор мешал ее мужьям.

Не успел утихнуть этот скандал, как начался следующий. Донна Илиста всерьез вознамерилась убить своего любимого драматурга Одольфо. Он принес ей на рассмотрение новый вариант постановки для фестиваля. Одольфо не стал себя утруждать переделкой сюжета, он просто поменял любовь двух мужчин, на любовь двух женщин.

Донна Илиста, не веря своим глазам, прочитала до конца принесенную Одольфо рукопись. Потом она выбралась из повозки, сходила к повару Гриму, который без вопросов выдал ей большой нож, и пошла искать Одольфо.

Когда он узрел свою приму с ножом в руках, то сразу понял, что пьеса ей не понравилась.

– Что, совсем плохо?
– вымученно улыбаясь Одольфо, попробовал завести разговор.

– Я тебя сейчас на листочки разрежу, халтурщик несчастный, - Илиста старалась загнать Одольфо в угол.

Неожиданно для всех он заверещал очень громко и жалобно. Люди, не ожидавшие подобного крика, встрепенулись. Охранникам показалось, что было совершено нападение. Повар понял, что это чудит донна Илиста, и флегматично сообщил Инриху об этом.

Инрих застал несколько комическую картину. Одольфо лежал без чувств, а над ним с ножом склонилась донна Илиста.

– Что это он?
– Инрих постарался не приближаться к своей приме.

– Устал, наверное, - Илиста пожала плечами.
– Я же его чуть-чуть напугала маленьким ножичком.

Инрих с сомнение оглядел этот тесак, Илиста, уловив его взгляд, покачала головой:

– А ты бы, что сделал? Он же пьесу не переписал. Он, придурок, поменял мужиков на баб. И что он мне предлагает играть эту гадость? С кем? С Саньо? А кстати где он? Я что должна его права защищать?