При слове "болотной" я едва не поперхнулась. Еще и девственницы, тьфу!

– - Не приставайте ко мне с логикой!
– - буркнула я.
– - Мне на нее плевать. Ясно? На прекрасном носу за...

Тут я наконец-то подумала, что веду себя неприлично: в гостях, у незнакомого чело... остроухого, тем более, мевретта... О, выучила! Я подмигнула самой себе.

– - Э-э... ну, можете мне прирастить уши...магией, если только это вас во мне смущает, -- радушно предложила я.
– - А кому сопротивляетесь? Сва-адьбе? Это правильно. Жениться -- последнее дело...

Тут я иссякла. Пустота в душе дала себя знать, и я прикрыла глаза. Чтобы не видел никто, что во мне ничего нет. Но сквозь приспущенные ресницы заметила, как алеют уши мевретта. А пусть не полагает наивно, что долгая жизнь научила его разбираться в женщинах: мне найдется, чем его поразить.

Судя по виду, самооценка Мадре рухнула ниже пола, и он с несчастным видом повернулся к Любу.

– - Это что, ваш очередной розыгрыш?
– - спросил он с надеждой.

Рыжеволосый мальчик растерянно замотал головой:

– - Не-а, мы её просто нашли... Сами не знаем, в чем дело...

Тут Темулли, ранее выскользнувшая за дверь, вернулась с кожаной сумкой на плече, предваряя появление мэтра Звингарда. Лекарь важно вплыл в кабинет, шелестя темно-зеленой мантией, и оглядел присутствующих. Вместе с ним в тонкое веяние лилий ворвались запахи мяты, вербены и золототысячника, а холодное великолепие покоя озарило золотое пламя крупной растрепанной головы. И телосложение Звингард имел богатырское -- рядом с ним Мадре выглядел, как недокормленный пацан-переросток: лекарь был на две головы ниже его.

– - Та-ак, мевретт. Из того, что наверещала мне эта девица, -- мэтр кивнул на Тему, -- я понял, что кому-то стало плохо. Она же притащила меня сюда. Ну, уж от кого-кого, но от вас я не ожидал обмороков... А...
– - тут он заметил меня и придвинулся.
– - Вот оно что. Дама. Да еще и круглоухая. Ну, все ясно.

Извлек из складок одежды небольшой флакон, откупорил его и сунул мне под нос. Вонь была резкой и терпкой. Я чихнула.

– - Хм... интересно, и что же вам ясно, господин Звингард?
– - прокричали мы с Мадре дружно (только "господин Звингард" я пропустила).

Мевретт помахал ладонью возле собственного носа:

– - Слушайте, что за гадость вы сюда притащили? У меня ж потом кабинет весь провоняет этим... ароматом.

– - В таком случае, помогите мне транспортировать болящую в лазарет, -- ворчливо отозвался лекарь. Его лицо было сморщенным, как печеное яблоко, от смеющихся зеленых глаз разбегались морщинки... лицо Звингарда было более живым, чем фарфоровый прекрасный лик мевретта. Отчего-то мне стало грустно.

– - И не вздумайте!
– - рявкнула я, отгоняя это ощущение.
– - Я жива и здорова... почти. Что, подремать нельзя, да? Я, может, ночь не спала... или две, так сразу в лазарет, -- и громко чихнула.
– - Уберите от меня эту гадость. Я не барышня, чтобы в обморок падать, ясно?!

– - Ясно, ясно, барышня, -- лекарь убрал склянку и, бесцеремонно приподняв мое лицо за подбородок, заглянул в глаза.
– - Так-так... Голова болит? Кружится? Тошнит?

– - От вашего зелья у кого хошь голова закружится, -- я невинными глазами поглядела на старичка.
– - И дракона вырвет.

И призналась неохотно: -- Да, болит. Но это не повод беспокоиться.

– - Где болит? Как болит?
– - продолжил допрос Звингард, не обращая внимания на провокацию...

Ну и въедливый дедка в мантии. Мне и так хреново, а тут еще на вопросы отвечай.

– - У меня душа болит, а голова вторична, -- буркнула я.
– - Дайте посидеть спокойно, а?.. Я понимаю, что давние у вас главные враги, и вы их изводите всеми доступными способами... Но, дедусь, милосердия, -- я сложила руки у груди и скорчила самую невинную рожицу. Тут голова напомнила о себе, и вместо умиления получилась жуткая гримаса. А если прибавить налипшую грязь...

– - Ясно, -- заключил лекарь, распахнул дверь и подозвал помощника -- любьего отпрыска, здоровенного и ярко-рыжего.
– - Отнесите-ка барышню в лазарет, будьте добры. А вы, деточка, не упрямьтесь...

Помощник мотнул длинными рыжими волосами и легко поднял меня на руки.

Глава 2.

За занавеской из стеклянных бусинок что-то шипело, пыхтело, булькало и вздыхало. Вылетающий оттуда пар то затягивал выскобленное дочиста помещение, то разбегался, открывая ширму между аккуратно заправленными кроватями и полки вдоль стен, завешанные кисеей. Под потолком раскачивались мохнатые пучки лекарственных трав. Запахи крахмала и влажного белья мешались с густым духом чабреца, зверобоя и полыни.