– Это как же?
– беспомощно спросил Маркуло, обводя взглядом всех присутствующих.
– Это что же получается - наш Пурех упал в яму? Да как же его сюда занесло?
– Сейчас он не был похож на злодея, даже на опереточного. Просто испуганный, растерянный человек, у которого только что погиб какой никакой, а все-таки брат.

– Прими мои соболезнования, Маркуло, - сухо сказал Шурф.
– Кстати, а ведь яма-то, как я понимаю, была вырыта специально для меня, вернее, для нас обоих, верно? И это после нашего с тобой утреннего разговора... Нечего сказать, мудрый поступок!

– Да это все бабушка, - несчастным голосом несправедливо оболганного человека сказал Маркуло.
– С ней никто, кроме Ули, не может справиться, а Ули после завтрака ни с того ни с сего заперлась у себя в комнате и ревет. А когда она ревет, к ней лучше не соваться... И я подумал - пусть себе бабушка тешится, вы же все равно в эту яму не упадете, так что какой от нее вред?! Кто же знал, что Пурех в кои-то веки решит пойти прогуляться - он и до спальни-то своей редко доползает...

– Доползал, - поправил его старый Тухта.
– С Пурехом все кончено, Маркуло. Его уже даже мои припарки не спасут. Видишь, откуда торчит большой нож?

– Да вижу я, вижу, - вздохнул Маркуло и - я глазам своим не поверил!
– вытер навернувшуюся слезу. Удивительное дело: он был совершенно раздавлен горем. А мне-то до сих пор казалось, что пьянчуга Пурех для Кутыков - своего рода кара господня за прегрешения всех поколений семейства, наказание, которое прочие домочадцы мужественно терпят, но с большим трудом... Впрочем, покойникам всегда почему-то достается куда больше любви, чем живым: наверное, просто потому, что они неподвижно лежат на месте и наконец-то больше никому не мешают...

– Так, ты говоришь, твоя сестра заперлась и плачет?
– к моему удивлению, эта подробность заинтересовала Шурфа куда больше, чем очередное нелепое покушение на нас, завершившееся трагедией в семействе Кутыков.
– А почему?

– А кто ее знает, - растерянно сказал Маркуло.
– Женщины иногда ревут без всякой причины...

– Без причины, говоришь?
– Шурф укоризненно покачал головой.
– Придумай что-нибудь еще, Маркуло! Я тебе не верю.

– Да не знаю я, не знаю, отчего она ревет!
– в сердцах закричал Маркуло.
– Сам у нее спроси, если не веришь!

– Кто ревет?
– холодно спросила сама Ули, появляясь на пороге дома. Она действительно выглядела не лучшим образом. Не заплаканной - очевидно, она уже успела привести себя в порядок - но подавленной. Она держалась недружелюбно и высокомерно, как это часто бывает с гордыми людьми, когда им паршиво.

– Да ты, кто же еще, - буркнул Маркуло.
– Тут вон столичный гость интересуется.

– А с чего он решил, будто я реву?
– надменно осведомилась она.
– И что тут у вас стряслось?

– Пурех упал в яму и умер, - лаконично объяснил ей старый Тухта.

– Потрясающе!
– Ули брезгливо передернула плечами.
– Дела в этом доме идут все лучше и лучше, нечего сказать! А откуда взялась яма? И почему он умер от такого пустяка... а, теперь понимаю, - кивнула она, заглянув в яму.
– И чья это работа?
– Она обвела всех присутствующих, в том числе, и нас грозным вопрошающим взором - ни дать, ни взять, учительница начальных классов, обнаружившая на классной доске матерное слово.

– Чья, чья... А как ты думаешь? Кто, кроме твоей любимой бабушки, мог такое учудить?
– ворчливо спросил Маркуло.

– Да кто угодно, хоть ты сам, - невозмутимо ответила она.
– К тому же, я не верю, что бабушка сама вырыла эту яму. Не те ее годы!

– Яму рыл ваш кузен Арало, - любезно сообщил я.
– Впрочем, старуха действительно была с ним. Я за ними долго наблюдал из окна. Только под конец отвлекся и пропустил момент, когда там появились ножи, поэтому не знаю, кто именно их принес...

– Понятно, - кивнула Ули. И холодно добавила: - Что ж, спасибо, что просветил, гость!

– А ты не знаешь, куда Тыындук запропастился?
– озабоченно спросил сестру Маркуло.
– Я думал, он на крик прибежит, а его все нет... Ты его куда-то посылала?

– Я просто попросила его навести порядок в башне, - она пожала плечами.
– Ты же его знаешь: он пока работу не закончит, на другие дела отвлекаться не станет. Впрочем, он уже заканчивает...

– В башне?!
– взвился Маркуло.
– Ты спятила, сестричка! Там же...
– и он осекся, опасливо поглядывая на нас.