Шрифт:
Безумный крик вырвался из камеры и прокатился по коридору.
– Я должен предупредить вас, сын мой, что если вы не облачитесь добровольно, придется прибегнуть к силе. Возьмите же себя в руки: вы умели бесстрашно поносить Святую церковь, умейте же храбро умереть. Я буду читать, а вы повторяйте за мной: Pater noster, qui in coclum [21] …?
– Помогите! – прокатился опять безумный крик ужаса, страха. Но веревка уже была ловко накинута на руки осужденного.
[21] Отче наш, сущий на небесах (лат.) – первые слова молитвы (Евангелие от Матфея, 6,9).
Граф рванулся – руки были связаны. Его повалили на соломенный матрац и насильно стали облачать в страшный предсмертный наряд.
– Свяжите ноги! – отдал приказ иезуит. – Готово? Поддерживайте его с двух сторон и ведите!…
И скоро из камеры вышла белая фигура мученика-осужденного со связанными руками и спутанными ногами.
Глава VІІ. Поцелуй бронзовой девы
Шествие открывал престарелый патер-иезуит с распятием в руках. За ним, поддерживаемый двумя черными сутанами, шел осужденный граф. Теперь он не кричал, не сопротивлялся: предсмертный ужас овладел им. Сознание как-то совсем покинуло его.
Когда процессия поравнялась с той таинственной комнатой-судилищем, где был произнесен смертный приговор, из нее вышла новая процессия, которую возглавлял «его эминенция». У всех в руках были зажженные свечи.
При виде новых лиц граф Ржевусский словно пришел в себя.
С раздирающим криком он рванулся из рук державших его иезуитов.
– Во имя Бога, спасите меня! Пощадите меня!
– Вы призываете Бога?… С каких пор вы, еретически поносивший Христа и Святую церковь, уверовали в него? – раздался резкий, суровый голос.
– Неправда!… Неправда! Клянусь крестом, я не поносил ни Бога, ни Святую церковь.
– Вы лжете! Вы говорили, что служители католической церкви, отцы-иезуиты, торгуют Христом оптом и в розницу.
– Но разве иезуиты равносильны Христу? – с отчаянием закричал граф.
– Вот видите: вы поносите тех, которые служат Его Величию… Довольно. В этом мире уста ваши не будут больше произносить хулы. Вы предстанете сейчас на суд Его самого.
По знаку, поданному старшим духовным лицом, мрачные своды страшного коридора огласились пением процессии.
– Morituris laudare dеbet Deum [22] … – послышались торжественно заунывные звуки реквиема.
Поняв, что все кончено, что спасения нет и не может быть, граф стал точно безумным.
Громовым голосом он старался заглушить страшное похоронное пение.
– Негодяи! Убийцы! Палачи! Вы оскверняете алтари. Руки, которыми вы держите распятие, обагрены кровью! Я умру, но моя смерть жестоко отомстится вам. Ваши проклятые гнезда будут разрушены…
– Ad misericordiam Christi ас santissimae Vipginis Mariac [23] – все громче и громче гремит процессия.
[22] Идущий на смерть должен восхваляй, господа (лат.) "К милосердию Христа и Св. Девы Марии (лат.)
[23] К милосердию Христа и Св. девы Марии
– И они еще произносят имя Христа! О, подлые изуверы-богохульцы! – Лицо осужденного сделалось страшным. Колпак еретика слетел с его головы. – Будьте вы прокляты!
В конце коридора (в нише) виднелась бронзовая статуя Богоматери. Спокойно скрещенные руки, печать святой благости и любви на св. челе.
– Что это… что это такое?
– Статуя Святой Девы.
– Но вы… вы приговорили меня к смерти через поцелуй Бронзовой Девы?
– Так.
– Так… как же я могу умереть через поцелуй святых бронзовых уст? Да не мучьте меня! Говорите! Я с ума схожу, палачи!
– Вы это узнаете… – загадочно ответил добровольный палач. – Где о. Бенедикт? Он должен дать последнее напутствие осужденному.
– Отца Бенедикта не было! Он исчез.
– Что это значит? Где же он? – строго спросил его эминенция.
– Не знаем… может, отлучился… Он, кажется, болен…
– Тогда исполните эту обязанность вы, о. Казимир. Молодой граф пошатнулся. Красные, синие, желтые, фиолетовые круги и звезды замелькали, закружились в его глазах.
«Конечно… все кончено… Смерть… идет… вот сейчас… Господи, спаси меня… Страшно… что со мной будут делать?»
Его глаза с ужасом, тоской и мольбой были устремлены на кроткий лик Бронзовой Богоматери.
– Спаси меня! Спаси меня! – жалобно простонал он.
– Вы должны покаяться в ваших грехах, сын мой… Скоро вы предстанете перед Вечным Судией.
– Не хочу! Пустите меня, пустите! – осужденный почувствовал, что его крепко держат и все ближе подводят-подталкивают к бронзовой статуе.
В груди все застыло. Волосы шевелятся на голове… Перед глазами – все, все прошлое, вся жизнь, молодая, кипучая, радостная, с песнями, с любовью, цветами, с воздухом и солнцем.