Клембовский улыбнулся каламбуру командующего фронтом, а Брусилов, помолчав, добавил:

— Я бы немедля сместил Эверта за все его фокусы, а Куропаткину не доверил бы и взвода. Бедная Россия, в который раз беззаветное мужество твоих солдат сводится на нет неспособностью высшего командования… При таком способе управления Россия, очевидно, выиграть войну не может, что мы неопровержимо и доказали на деле, а между тем счастье было так близко и так возможно. Только подумать, если бы Западный и Северный фронты навалились всеми силами на германцев, немцы были бы безусловно смяты. А так… — генерал безнадежно махнул рукой и повторил: — Бедная Россия, что тебя ждет…

…В боях на Стоходе неподалеку от батареи Демина лопнул германский «чемодан». Поручик не услышал взрыва — он только ощутил, как что-то горячее с силой толкнуло его в бок. А потом закружились земля и небо, и пришло ощущение падения в бездонную пропасть. Он падал, и слышал голос: «Не верь тому, кто станет говорить, будто бы воины русские не умели и не умеют воевать. Если бы это было так, не раскинулась бы держава русская на шестую часть земли». Петр слушал этот суровый голос и падал, падал, падал в смерть. Падал — и никак не мог упасть…

…Капитан Дементьев проснулся, как от толчка, и не сразу понял, где он находится, и кто он. Нестерпимо болел бок — там, куда ему (или не ему?) во сне (или наяву?) только что впился зубастый осколок немецкого снаряда. За окнами штабной машины тянулись поля, холмы и рощи Приднестровья лета сорок четвертого года, а в ушах его снова звучал голос. Но это был не тот суровый мужской голос, к тембру которого Павел уже привык, а тихий и мягкий женский голос — голос Анны. «Я колдовала тебе вслед, и ты увидел одну из своих прошлых жизней, оборвавшуюся здесь, в этих местах, двадцать восемь лет назад. А эта твоя жизнь будет долгой. Прощай, воин…».

На этот раз дивизион расположился в большом лесу вдали от поселений. Солдаты сноровисто и привычно соорудили просторные землянки, рассредоточили и укрыли технику. Артиллеристы готовились к новым боям и отдыхали. Отдыхали основательно: по вечерам крутили кинофильмы, нередкими были и выступления фронтовых концертных бригад. Ко всему прочему, командование организовало что-то вроде выставки вооружений, где были представлены новейшие образцы военной техники, поступавшей в войска. Сам факт этой выставки говорил о многом: если есть возможность использовать танки, которые в сорок первом и сорок втором годах распределялись по фронтам чуть ли не поштучно, в качестве экспонатов (пусть даже временно), значит, времена изменились, и победа уже не за горами. На выставку приглашались офицеры вплоть до комбатов и их заместителей, а также летчики соседней воздушной армии, тоже находившейся в резерве Ставки.

Дементьев с интересом разглядывал тяжелые танки прорыва «ИС-2», вооруженные мощной 122-миллиметровой пушкой и имеющие противоснарядное бронирование, и новые «тридцатьчетверки» с 85-миллиметровым орудием.

— «Т-34-85», — пояснил офицер-танкист, исполнявший роль гида при бронированном экспонате, — может служить и транспортером пехоты. Сажаем на броню автоматчиков, и вперед. Видите поручни? Это чтобы держаться.

Как артиллериста, Павла впечатлили самоходки «ИСУ-152». «Да, могучая машина, — подумал он, — гаубица на гусеницах».

— «Зверобой», — сказал «хозяин» этого «предмета экспозиции», похлопав стальное чудовище по скошенному лбу. — Скорость стрельбы из-за раздельного заряжания невелика, но попадания снаряда весом в пятьдесят кило никакой «тигр» не переживет.

Особняком стояли «катюши» гиленковского дивизиона, вызвавшие особый интерес. Однако Дементьеву они были уже не в диковинку, и он предпочел пообщаться с другом Юрием, с которым давно не виделся. Он разговаривали, а тем временем начался коронный номер программы: Катуков, как гостеприимный хозяин, решил удивить гостей «выставки» боевыми стрельбами из всех «экспонатов».

Пока стреляли орудия, минометы и танки, все шло как по маслу: мишени эффектно разлетались на куски и красиво горели, а летчики восторгались. Наконец, дело дошло до «катюш», и Катуков приказал командиру 79-го гвардейского минометного полка полковнику Бондаренко стрелять прямой наводкой. Услышав это, Гиленков переменился в лице:

— Что сейчас будет… — прошептал он на ухо Павлу. — Пошли-ка отсюда подальше.

— Разъясни, — потребовал Дементьев.

— Эллипс рассеивания, — тихо сказал Юрий. — «Эрэсы» при стрельбе гуляют. У «бэ-эм» огромный разброс снарядов, особенно при стрельбе на малой дистанции. При ведении огня прямой наводкой снаряды начинают рваться буквально в ста метрах от пусковой — эллипс рассеивания идет параллельно плоскости стрельбы. Лучшая кучность на дистанции пять-шесть километров, там эллипс рассеивания приближается к кругу, а на дистанции семь-восемь километров снаряды ложатся эллипсом перпендикулярно плоскости стрельбы. Понял?

— В общих чертах.

— Сейчас увидишь в деталях, — пообещал Гиленков. — Одного не пойму: неужели Бондаренко не знает таких простых вещей? Или он никогда не был на огневых позициях и сваливал всю свою работу на подчиненных?

Тем временем Катуков что-то рассказывал окружавшим его высоким летным чинам. Что именно, Павел не слышал по причине довольно большого расстояния, однако, судя по экспрессивной жестикуляции командарма, речь шла о потрясающей эффективности «РС», и гости, естественно, с нетерпением ожидали зримого подтверждения слов хозяина. Наконец, Катуков величественно кивнул Бондаренко, и тот махнул офицеру, сидевшему в кабине боевой машины и державшему руку на замыкателе.