Дело не во врачах. В моем случае медицина была просто бессильна. Более того, объективно она вредила мне. Огромное количество лекарств -в день я принимал больше шестидесяти таблеток и массу инъекций -отзывалось побочными эффектами, разрушало остатки здоровья. За гипертонией потянулись другие хронические болезни – бронхит, гастрит, ларингит, фарингит.

Внешне я по-прежнему выглядел здоровяком. У меня была мощная, атлетическая фигура. Я покупал пиджаки пятьдесят шестого, а брюки -сорок восьмого размера. Но это была одна видимость здоровья и силы. За год болезни я фактически превратился в инвалида.

Иногда я потихоньку, боясь резких движений, добредал до спортивной базы, с завистью смотрел, как тренируются, купаются ребята. Попытки делать что-то вместе с ними кончались плохо: у меня после занятий поднималась температура, начинало болеть горло, мучил насморк, снова приходилось прибегать к таблеткам. Я стал избегать не только спортивных занятий, я боялся даже сквозняков. Молодой человек с набором старческих болезней. Боль, боль и только боль переполняла мое тело, и дух мой перестал быть здоровым. Мир стал враждебным и отталкивающим.

Я пережил смерть близкого человека. С ним умерла даже не половина – большая часть меня. Тело было живым лишь формально, души уже словно не было, она омертвела.

Я стал часто задавать себе вопрос: зачем мы вообще рождаемся, почему мы живем, что нами движет? Именно в такие страшные, «запредельные» моменты приходит истина, приходит понимание. Теперь я твердо знаю: живу для того, чтобы совершенствоваться духовно и физически, становиться лучше во всем. Прежде я считал болезни непременным испытанием, которое каждый обязан пройти. Сейчас же я твердо уверен, что человек не должен болеть, именно не должен. Эта истина досталась мне дорогой ценой.

Но, ради Бога, не подумайте, что я тогда проводил время в постели. Между прочим, я ни разу в жизни не пропустил из-за болезни работу, но для этого постоянно приходилось глотать кучу таблеток, делать уколы, натираться мазями. Часто по утрам минут пят-надцать-двадцать я приводил себя в чувство, чтобы оторвать больное тело от кровати.

Все это мне осточертело. Я мучительно искал выход из болезни. Чисто интуитивно он виделся мне в единении с природой, а конкретно – в захватывающей дух ледяной купели, в которой бесследно исчезает ненавистная хворь. Но с точки зрения здравого смысла, делать это с моими бесконечными простудами, фарингитами-ларингитами-бронхитами было смертельно опасно.

Ведь что можно было легко предположить: ступишь в ледяную воду, подхватишь воспаление легких и – конец! Сегодня трудно ответить на вопрос, почему меня неудержимо потянуло на купание. Могу одно сказать: мне никто таких советов не давал. Но мы нередко делаем вещи иррациональные и в итоге поступаем правильно!

Однажды мы с женой приехали к бабушке в деревню Федоров-ку, что стоит на берегу Волги километрах в тридцати от Тольятти. Было красивое морозное воскресенье: яркое солнце, тишина, вкусный запах дымка от печек. Даже собачье тявканье казалось веселым. У меня поднялось настроение и появилось предвкушение важного поступка. Назревало прощание с прошлым и переход в какое-то новое состояние.

Мне всегда говорили, что холод – это плохо, что он убивает, что закаляться надо постепенно, шаг за шагом, год за годом. На мое сознание огромным камнем давили нелепые предрассудки окружающих людей, а может быть, и всего человечества.

Но всегда наступает момент, когда ты должен принять решение: быть или не быть – жить тусклой, серой жизнью, что для меня подобно смерти, или все-таки шагнуть в другой мир, наполненный счастьем, радостью, переливающийся яркими красками!

В моем характере есть такая черта, которая часто позволяет идти против всех: для меня нет непререкаемых авторитетов. Взгляды врачей, моих близких и друзей на здоровье в какой-то момент показались мне, мягко говоря, неубедительными.

..Жена с бабушкой пили чай, о чём-то увлеченно ворковали, а я, крадучись, уже снимал с вешалки свое знаменитое серое пальто, сшитое в ателье по заказу. Это была своего рода шинель -длинная, почти до пят. При моем росте, метр восемьдесят шесть, пальто выглядело весьма своеобразно и, как мне тогда казалось, очень внушительно. Покрой мне навеяли образы вождей и героев гражданской войны. Да и моя собственная армейская шинель запомнилась как необыкновенно теплое и уютное одеяние, мне нравилось ее сукно, приятное на ощупь. Я не расстался с шинелью и после службы. В холодную погоду на воде, в катере, когда тренировал ребят-гребцов, я любил закутываться в нее. С меня в институте и пошла мода на очень длинные пальто. Помню, первым заказал подобное мой друг Александр Витушко, за ним – другие ребята.

И вот в этом чудо-пальто я вышел из дома. Нашел в сарае лом и с решительным настроем – будь что будет! – отправился к реке. Я, как всегда, был разбитый, с высоким давлением, насморком, со всем «арсеналом» моих болезней. Но понимал: это – мой личный Рубикон, я совершаю важнейший поступок. Или полное освобождение от кошмара болезней, или...

Несмотря на крайнюю серьезность момента картина могла вызвать улыбку. В длинном, смешном, как я сейчас понимаю, пальто, в валенках и дедовской ушанке с одним ухом вверх, другим вниз, с ломом на плече я стал спускаться к Волге, загребая ногами глубокий снег. Каждый шаг отдавался ударом в моей голове: «Я должен! Я смогу!».