Гражданский кивнул головой, продолжая пристально рассматривать меня.

— Генерал Федотов очень хотел поговорить с вами. Андрей Иванович, — обратился он к генералу — пожалуйста, начинайте.

— Виктор Иванович, я внимательно изучил ваше дело и у меня появилось несколько вопросов. Я знаю, что девочка Катя и гражданка Климович — живы, после введенных вами препаратов. Перед отъездом сюда, мы обследовали их еще раз и убедились, что они здоровы. Но как вы считаете, почему произошел прокол с Андреем? Геннадий Рувимович, — генерал повернулся к Рабиновичу — предполагает, что ваш препарат несовершенен, требует доработки. Поэтому и произошел несчастный случай. Так ли это?

— Нет, не так. Препарат не требует доработки.

— Тогда в чем дело?

— Дело в его изготовлении. Я допустил маленькую неточность.

— Вы не скажете, какую?

— Нет.

Мы помолчали. Эту паузу прервал Рабинович.

— Виктор Николаевич, — заблеял он опять — мы исследовали ваш препарат, после того, как Андрей умер, и нашли, что он полностью не пригоден для людей. Подопытные крысы, сдохли через день.

— Гражданин Рабинович, я еще раз повторяю вам, тоже я говорил на суде. Срок хранения препарата — два часа. И какие бы вы исследования не делали, результатов не будет.

— Вы можете дать гарантию, что действие вашего препарата больше не приведет к жертвам? — спросил генерал.

— Нет. Здесь много объективных причин. Самая первая, это состояние пациента. Первоначально, надо провести строгий, клинический анализ и на его основе делать дозировку препарата.

— А как же Катя, Климович, Андрей?

— Я ввел поправки в препарат для каждого.

Генерал встал и подошел к затянутому решеткой окну. Он вынул сигарету и закурил. Инициативу перехватил Рабинович.

— Вы считаете, что ваш препарат влияет на последовательность нуклеотидов и те, наоборот, отключают деятельность активного гена?

— Да, так.

— Но это абсурд, Виктор Николаевич.

— Я не буду спорить сейчас с вами. Я в колонии, а не на диспуте.

Мы опять замолчали. Наконец, генерал кончил курить и вернулся к столу.

— Виктор Николаевич, что если мы вам предложим лабораторию?

— Здесь?

Я взглянул на него с удивлением.

— Нет в Москве.

— На каких условиях?

— Мы вас освобождаем, даем квартиру в Москве, деньги, помещение, людей, оборудование. Курировать вас будет КГБ и Академия Наук.

— В лице доктора Рабиновича? — прервал его я.

— И Геннадия Рувимовича в том числе.

— Я согласен на все, кроме последнего. Курировать КГБ, пожалуйста, но только не Академия Наук с Геннадий Рувимовичем, в том числе.

— Ну вот, я говорил вам Андрей Николаевич, — снова заблеял Рабинович — что он не признает никаких направлений в науке. У нас ведутся работы с онкогеном, мы уже ворвались в область трансформации ДНК, а товарищ Воробьев нахимичил препарат и будьте здоровы — решил все проблемы. Это шарлатанство в науке.

— А как же Катя и Климович? — спросил генерал.

— Это случайность. Это объяснить можно тем, что они имели иммунитет к размножению клетки и препарат Воробьева, только подтолкнул и усилил иммунитет.

— Значит все-таки спас?

— Можно считать, да. Но это не препарат для лечения.

— А вы как думаете Виктор Николаевич?

— Я думаю, наоборот. Препарат для лечения.

— Ну что ж, — подвел итог генерал — Мы принимаем ваши условия, Виктор Николаевич.

Рабинович с возмущением всплеснул руками.

— А вы, — генерал обратился к нему — продолжайте свое исследование и я, надеюсь, на благополучный исход. Соревнование — это тоже форма развития. К тому же, это государственное задание. Вы же знаете о чем я говорю.

Генерал подошел к двери и открыл ее.

— Полковник, — позвал он в коридор.

Влетел полковник и судорожно сорвал фуражку.

— Готовьте к выписке заключенного Воробьева.

— Но…

— Все документы я привез с собой.

Я только что окончил ленинградскую техноложку и, чувствуя в кармане, выпирающий диплом, шел к новому месту работы, куда я попал по распределению.

Начальник отдела кадров долго изучал мое направление, несколько раз заглядывал в мой диплом и паспорт и, наконец, взял телефонную трубку.

— Любовь Павловна посмотрите в своих бумагах, кто из наших заказывал на этот год химика-синтетчика.

Мы сидели и ждали, когда Любовь Павловна в своих бумагах найдет мою судьбу.

— Ага… Значит седьмой отдел.