– Где Зяма? Что с Ди? Все остынет... – Мама ужасно не любила, когда еда остывала. – Иди к нему в «кабинет», скажи, что мы ждем.

Но я сначала отправилась в ванную – поторопить Ди. Когда я появилась, она как раз подняла голову – очевидно, ей понадобился еще какой-то карандаш из маминой косметички – и наконец-то заметила папу и меня за его спиной.

– Извините, – ужасно смутилась она и потянула кверху трусы с колготками.

– Не двигайтесь, пожалуйста. Это нужно как-то сохранить. Я возьму фотоаппарат.

– Папа, познакомься, это моя новая подружка Диана. Она сидит на унитазе. Конечно, ничего плохого не видно. Все укрыто юбкой, но я не думаю, что нужно ее сейчас фотографировать. В столовой нас ждет мама, и борщ остывает.

– Но он еще не разлит по тарелкам? – с надеждой спросил папа.

– В том-то и дело, что разлит.

Сообщение о борще, разлитом по тарелкам, или, может быть, мое настойчивое присутствие вернуло их обоих в реальность. Они вдруг смутились. Папа извинился, вышел из ванной, Ди натянула колготки на мускулистых матросов, опустила юбку.

– Твой папа... Я никогда не видела таких людей. Как его зовут?

– Зиновий Александрович. Правда, Ди, пошли быстрее. Мама готовила, старалась.

После знакомства с моим папой Ди уже не могла существовать, не видя его хотя бы два раза в неделю. Через несколько дней она стала называть его Зямой и обращаться на «ты». Ни одна из моих подружек не решилась бы на такое. Ди не могла иначе.

Постепенно я так привыкла к ее постоянному вопросу «Зяма дома?», что, когда она однажды сказала мне вдруг:

– Передай это Зиновию Александровичу, – я поначалу даже не поняла, о ком идет речь. – От Елены Степановны. Подарок... – И она сунула мне цилиндрический сверток в газетной бумаге.

– Откуда Елена Степановна знает про моего папу?

– От меня... Я ей много рассказывала, а вчера она дала мне это и сказала: «Передай Зиновию Александровичу, он будет счастлив».

– Что это?

– Текст из Ветхого Завета. По-еврейски называется Тора.

– Она что, еврейка?

– Кто?

– Елена Степановна.

– Елена Степановна – русская. Твой папа – еврей.

– И что?

– Это какой-то старинный текст, написанный по-еврейски. Его попросил сохранить один еврей в блокаду.

– Кого попросил? Елену Степановну?

– Нет, ее маму. Елене Степановне тогда было два года. Еврея тоже звали Зиновием Александровичем. Он помогал маме Елены Степановны, делился хлебом. Приносил с завода от своего пайка, а потом умер от голода.

– Придешь к нам, сама подаришь.

– Хочу, чтобы Зяма стал счастливым уже сегодня вечером, а я не могу сегодня вечером к вам прийти... Я могу только послезавтра... или послепослезавтра.

– Послезавтра выходные. Мы уезжаем в заводской санаторий.

– Да?..

Я не представляла, что Ди сможет прожить без Зямы семь дней. Мое сообщение действительно повергло ее в отчаяние.

– Почему ты не можешь сегодня?

– У нас репетиция. Олег сказал, что в следующий понедельник спектакль должен быть готов.

Олег. Этот парень появился у нас месяц назад. Когда-то его отчислили из института с третьего курса, а теперь вот зачислили к нам на первый. Олег был очень заметным, ярким человеком и сразу развил бурную деятельность. С его появлением наше женское царство будто ожило. Но дело было даже не в этом. Олег, в отличие от нас с Ди, например, по-настоящему любил заниматься с детьми. Они, в свою очередь, обожали его. Только потом, много месяцев спустя, я поняла, что именно в этом Олег нуждался. Мы, восемнадцатилетние девчонки, вчерашние школьницы, для него, двадцатитрехлетнего, познавшего жизнь, были тоже кем-то вроде пионерок.

Олег организовал на факультете театр под названием «Зазеркалье». Почти все теперь ходили на репетиции, ловили каждое его слово и были готовы выполнить любое указание.

Я готовилась к летней сессии, много занималась и, кажется, упустила что-то важное в жизни Ди. Она влюбилась в Олега.

Я держала в руках цилиндрический сверток, смотрела на растерянную Ди и отчетливо понимала, что именно это произошло с ней.

– Репетиция... Можно прийти посмотреть?

– Теперь уж и не знаю. Он отобрал актеров, роли розданы. Наверное, поздно. Олег не разрешает посторонним присутствовать на репетициях.

– Понятно. Посторонним вход воспрещен.

Когда я впервые увидела Олега, столкнулась с ним взглядом? Прекрасно помню этот момент. Отчетливо помню, он выделил меня из толпы и даже хотел заговорить, но я почему-то жутко смутилась и сделала вид, что не замечаю его. Вообще, смущение мне было не свойственно. Мама с детства научила держаться с достоинством, мгновенно овладевать ситуацией и всегда быть хозяйкой положения. Точно! Именно это неприятное, незнакомое чувство робости, замешательства заставило отвернуться от Олега и впоследствии держаться от него подальше. Я не умела жить без твердой почвы под ногами. Зато Ди не имела понятия, что это такое. В точности как мой папа до встречи с моей мамой.