Один из аистов внезапно сорвался с ветки и понесся над самой водой, а я замер в ожидании. Размах его крыльев был просто гигантским. Он камнем упал в воду и через секунду взмыл вверх, держа в клюве серебристую рыбу. Тут же в воздух поднялся другой аист и, хрипло крича, принялся описывать круги над джунглями. Потом мгновенно поднялась вся стая и вскоре скрылась из виду, а я грустно смотрел ей вслед, недоумевая, что встревожило птиц. Когда плот медленно проплывал мимо дерева, на котором они сидели, я внимательно оглядел это место и понял причину их испуга. В воде была змея анаконда длиной, по крайней мере, в двадцать пять футов… Может быть, даже больше — трудно сказать.

В прозрачной воде можно было разглядеть ее мощное тело, растянувшееся на илистом дне. Я воткнул шест в кучу полузатопленных ветвей и притормозил плот. Он завертелся и ткнулся в эту густую массу. Я зацепился за ветки канатом и стал внимательно разглядывать гигантскую анаконду. Она двигалась… Когда змея проползала под ветками, около которых я остановился, со дна поднялись клубы мути. Вскоре неподалеку от огромной моры среди грязно-белой пены, где покачивался пучок водяных растений, я заметил движение. Из воды высунулась плоская чёрная голова анаконды…

Я, как завороженный, смотрел на огромное тело, появляющееся из воды. К темно-зеленым кольцам прилипла скользкая трава. Кольца эти достигали пятнадцати дюймов в поперечнике… Чудовище проползло между двумя громадными деревьями и начало подниматься, на нижние ветви одного из них. Было очень соблазнительно привезти, домой змеиную кожу, и я схватился за ружье. Надо было подождать, пока появится голова. С такого расстояния я, конечно, не мог промахнуться. Голова появилась, я быстро прицелился и выстрелил… Патрон зашипел, как отсыревшая петарда. Я выстрелил из второго ствола. Дробь зашлепала по воде у самого дерева, не долетев до змеи… Я со, злостью принялся перезаряжать ружье. Но если мне кое-как удалось впихнуть патроны в ствол, то после выстрела гильзы так, расширились что их латунные закраины оторвались, и картон остался в стволе. По-видимому, какая-то шальная дробинка попала в змею. Анаконда соскользнула с ветки и снова ушла под воду. Расстроенный, я поплыл дальше. Кажется я без толку потратил столько времени на возню с этими патронами. Если отсырели два из них, то и всё остальные были, конечно, не лучше! Но я все же вытащил гильзы и перезарядил ружье. Без особых надежд. Так, на всякий случай.

Снова показались аисты, только опять вне пределов досягаемости. Однако в тот момент, когда я этого меньше всего ожидал, над рекой пронесся крупный попугай. Я вскинул ружье и выстрелил — птица камнем упала в воду. Я шестом подтолкнул ее к плоту. Вскоре я заметил несколько маленьких островков и, когда плот проплывал мимо одного из них, бросил туда якорь, причалил и вышел на пологий берег. У самой воды суетились голубые крабы. В воздухе вились тучи мошкары, но здесь было много сухих дров, и вскоре ярко запылал костер, повалил густой дым, отпугивая этих крошечных злых бандитов. Я ощипал попугая. Мяса на нем оказалось не так уж много, но все же это было приятное разнообразие в моем рыбном меню.

Я разрезал птицу на мелкие кусочки и бросил в котелок. Даже сваренная она была жесткой, как старая подметка, но я проглотил все в два счета. На десерт у меня была анона — зеленый овальный плод с желтой мякотью и большой косточкой. На дереве висел только один такой плод. Видимо, птицы и летучие мыши не заметили его и поэтому он казался мне особенно сладким. Остальные ветки этого дерева почти все засохли, под ними на земле валялось еще несколько гнилых, исклеванных плодов.

Надо мной свисали листья пальмы асаи. Я срезал несколько штук, чтобы добраться до нежной «пальмовой капусты», росшей в пазухах листьев. Когда начался дождь, я отплыл от островка, пока берег еще не превратился в грязное месиво. Весь день плот шел мимо таких же маленьких островков, на одном из них я провел ночь. Там совсем не было сухих дров, и пришлось обходиться без костра. Я пробовал ловить рыбу, но без особого успеха. Удалось поймать лишь несколько мелких рыбешек величиной с кильку да одного угря, а потом мошкара довела меня прямо до безумия, и я лег спать, завернувшись с головой в брезентовый мешок.

Ночью снова шел дождь, но я спал крепким сном. Наутро почти весь островок оказался под водой… Кусты, к которым был привязан мой плот затопило, и причальный канат сильно натянулся. Беспокоясь о якоре, я быстро ослабил веревку, а потом позавтракал копченой рыбой, пожевал листочков и отправился в путь. Солнечные лучи безуспешно пытались пробиться сквозь густые облака. Через некоторое время я заметил, что скорость течения явно возросла, Впереди виднелись белые барашки и я вдруг сообрази, что приближаются пороги. Тогда я постарался держаться как можно ближе к берегу, но все же на достаточной глубине, чтобы не напороться на какую-нибудь корягу.

Кое-где вода бурлила над затопленными островками, и мне приходилось обходить, эти места. Течение становилось все быстрее, и плот, уже несся с угрожающей скоростью. Я все время старался отталкивать от плота всякие обломки, а пороги между тем все не появлялись… Потом я вдруг заметил, что поток становится уже, а бешеное течение резко замедлилось. Это произошло так быстро, что я сначала даже не сообразил, в чем тут дело. Но вскоре понял, что, плывя около самого берега, я даже не заметил, как плот вынесло из главного русла в какое-то ответвление, где обычно течения почти не чувствуется, но сейчас, во время бурного разлива, сюда хлынули воды вздувшейся реки.

Я понял, что это была не просто протока, огибающая какой-нибудь островок. Русло, по которому я плыл, уходило почти на запад. Плыть с шестом против течения я, разумеется, не мог, и мне оставалось лишь ждать, положившись на волю случая. Ручей не только суживался, но еще и мелел, от него в обе стороны отходили ручейки поменьше. Густые джунгли подступали к самой пойме, заросшей высоким тростником. Над этим волнующимся морем тростника не было видно ничего, кроме каких-то далеких гор на юго-западе, — конечно, это не были Акараи. Когда плот в конце концов ткнулся в берег и прочно засел среди черной грязи, я понял, что мне предстоят серьезные испытания, если только грязь окажется такой мягкой, какой она была на вид.