Что ж, она готова к битве. Она готова пустить в дело любое оружие. И она не даст своей мечте растаять без следа. Не для того она долгих четыре года брала в Париже уроки жизни у дорогого графа де Росселина! Не для того сделала все, чтобы из сельской замарашки превратиться в одну из самых красивых – это тоже слова графа – женщин во всей Европе. И она не потерпит на своем пути драконов наподобие Гаррика Трокмортона.

Не прерывая танца, она поднялась на носках, приблизила губы к уху Эллери и прошептала:

– Хорошо бы сейчас глоток шампанского. Но не здесь, а в малом бальном зале. Там никого нет, только звезды светят в окно да тихо доносится музыка. И мы будем танцевать там при лунном свете.

– Ты просто маленькая сирена, – выдохнул Эллери. – Ты и там шпионила за мной?

Малый бальный зал, выходивший на веранду, был излюбленным местом Эллери. Скольких девушек он там перецеловал! А Селеста наблюдала за ним снаружи, прильнув к окну и жалея лишь о том, что это не ее сжимает Эллери в своих объятиях.

– Бальный зал, – еще раз шепнула Селеста, выскользнула из рук Эллери и быстро скрылась за раскрытыми дверями.

Она летела вперед, не чувствуя под собою ног. Мимо нее проносились фонари, мелькали коридоры, гостиные, библиотека. Повсюду сновали люди, они пили, смеялись, говорили, и в воздухе приторно пахло духами и пудрой. Лица, встречавшиеся Селесте по пути, были, как правило, знакомы ей, саму же ее не знал и не узнавал никто.

Когда Селеста была еще девчонкой, ей очень хотелось стать такой же, как знатные леди, бывавшие на приемах в Блайд-холле, но отец всегда говорил, что есть аристократы, есть люди среднего класса и есть бедняки, и их пути не пересекаются и никогда не могут пересечься. Он говорил, что, если Селеста станет гнаться за богатыми и знатными, это обернется для нее бедой. Тогда ей казалось, что отец прав, но четыре года, проведенные в Париже, заставили Селесту смотреть на мир другими глазами.

Люди расступались перед бегущей Селестой, вновь смыкались у нее за спиной и начинали шептаться – несомненно, о ней! – прикрываясь раскрытыми веерами. Ну и пусть! Какое ей дело до этих людей и их разговоров, если ее несет, словно на крыльях, любовь самого Эллери!

В какой-то момент Селесте вдруг явственно послышался голос отца, прозвучавший у нее в голове: «А ты уверена в том, что он любит тебя?»

Ах, неважно, все это неважно! Она уже ввязалась в схватку и не упустит своей мечты.

Постепенно переходы начали пустеть, реже стали попадаться фонари, и вот наконец перед Селестой открылся длинный, пустынный, едва освещенный коридор.

Впрочем, и это неважно. Селеста знала Блайд-холл как свои пять пальцев и могла ходить по нему с закрытыми глазами. Этот старый дом принадлежал Трокмортонам всего сорок лет, но для Селесты был родным и знакомым с самого детства.

Селеста вошла в пустой темный зал, замедлила шаги, а затем выглянула из окна на веранду.

Эллери был там! Он стоял, прижавшись спиной к стенной нише. Но он был не один. Перед ним стояли лорд Лонгшо, леди Лонгшо, и девушка… довольно милая девушка, высокая, хорошенькая, хотя и несколько нескладная.

Селеста прижалась к стеклу, чтобы лучше разглядеть ее.

Кто она, эта темноволосая незнакомка со сложенными в колечко, словно для поцелуя, губами?

Девушка шагнула вперед, и в свете фонаря Селеста увидела ее глаза – большие, темные, с обожанием следящие за каждым движением Эллери.

Леди Патриция собственной персоной. Соперница. Девушка, у которой Селеста вознамерилась увести жениха.

Селеста прижала руки к груди и тяжело вздохнула.

Лучше бы ей было не встречаться с Патрицией, не видеть ее. Тогда, быть может, не появилось бы в груди… хм… как же назвать это чувство? Ощущение вины? Жалость к девушке, которой ты собираешься нанести глубокую рану?

Но стоит ли ей жалеть Патрицию? Ведь у той есть все: и деньги, и приданое, и родители, которые в ней души не чают. Патриции никогда не приходилось и не придется самой зарабатывать себе на жизнь и перешивать старые платья, подаренные женой посла.

Вот только выражение ее глаз… Да ведь она и в самом деле влюблена в Эллери!

«Как все скверно, – подумала Селеста. – Лучше бы мне было не видеть этого. И как жаль, что именно мне придется причинить боль этой ни в чем не повинной девушке».

На веранде появилась еще одна фигура, и в глазах Селесты зажегся недобрый огонек. Гаррик Трокмортон. Наш серый дракон выполз из своей норы. Если уж кто здесь и не заслуживал жалости, так это он.

Конечно, если быть честной до конца, то пришлось бы признать, что без Гаррика Трокмортона и его денег Селеста не стала бы такой, как сейчас, но ей очень не хотелось вспоминать об этом.

Трокмортон поклонился, заговорил, размахивая руками, а затем повел всех назад, в освещенный огнями зал.