Шрифт:
– Да лев же, черт побери!..
Увы! Осел, один из тех малюсеньких осликов, которых так много в Алжире и которых там называют «вислоухенькими».
VIПоявление львицы. Страшная битва. Сбор молодцов
Первым душевным движением Тартарена при виде злосчастной жертвы была досада. В самом деле: вислоухенький – это немножко не то, что лев!.. Затем досада сменилась жалостью. Бедный вислоухенький был так мил, у него была такая добродушная мордочка! Бока его, еще теплые, поднимались и опускались, как волны. Тартарен стал на колени и концом своего алжирского пояса попытался остановить у несчастного животного кровотечение. Великий человек, ухаживающий за маленьким осликом, – ничего трогательнее этого нельзя себе представить!
Почувствовав мягкое прикосновение пояса, вислоухенький, в котором еще теплилась жизнь, раскрыл большой серый глаз и запрядал длинными ушами, точно хотел сказать: «Благодарю!.. Благодарю!» Последняя судорога свела все его тело от головы до хвоста, и больше он уже не шевельнулся.
– Черныш! Черныш! – внезапно послышался чей-то сдавленный от волнения голос.
Вслед за тем зашуршали ветки ближних кустов... Тартарен едва успел вскочить и приготовиться к обороне... То была львица!
Грозная, рыкающая, она явилась в образе старой эльзаски, в косынке, с большим красным зонтом, и так громко звала она своего ослика, что ей отвечало и ближнее и дальнее эхо Мустафы. Тартарен, разумеется, предпочел бы иметь дело с разъяренной львицей, чем с этой старой ведьмой... Тщетно пытался несчастный объяснить ей, как было дело, что Черныша он принял за льва... Старуха была уверена, что Тартарен смеется над ней, и с неистовым криком: «У, сатана проклятый!» – она принялась охаживать нашего героя зонтом. Слегка растерявшись, Тартарен защищался все же как мог, отбивался карабином, пыхтел, отдувался, подпрыгивал, кричал: «Сударыня, полно!.. Сударыня, полно!..» Куда там! Сударыня была глуха к его мольбам, что подтверждалось возрастающей силой ее ударов.
К счастью, на поле сражения появилось третье лицо. Это был муж эльзаски, тоже эльзасец, содержатель трактира, отлично считавший в уме. Поняв, с кем имеет дело, поняв, что убийца счастлив был бы возместить убытки, он обезоружил свою супругу и живо поладил с Тартареном.
Тартарен уплатил двести франков, тогда как ослик стоил не больше десяти: это обычная цена вислоухеньким на арабских базарах. Затем бедного Черныша похоронили под фиговым деревом, и эльзасец, которого развеселил блеск тарасконских дуро, пригласил героя заморить червячка в своем заведении, стоявшем при дороге, совсем близко отсюда. Алжирские охотники завтракали у него каждое воскресенье: эта долина была их излюбленным местом охоты, ибо кролики тут водились в изобилии.
– А львы? – осведомился Тартарен.
Эльзасец взглянул на него с явным изумлением:
– Львы?
– Ну да... львы... Вам приходилось их видеть? – уже менее уверенно продолжал бедный Тартарен.
Трактирщик прыснул:
– Вот грех тяжкий!.. Львы... Да что им тут делать?
– Разве их нет в Алжире?..
– Честное слово, я их отродясь не видел... А ведь я двадцать лет живу в этой провинции. Что-то, помнится, я про них слышал... Не то в газетах... Но только это далеко отсюда, где-то на юге...
Они подошли к кабачку. Это был обыкновенный загородный кабачок, как где-нибудь в Ванве или Пантене, с засохшей веткой над дверью, с биллиардными киями, намалеванными на стене, и с нестрашной вывеской:
СБОР МОЛОДЦОВ
Сбор молодцов!.. О, Бравида! Какие приятные воспоминания!
VIIИстория омнибуса, мавританки и жасминовых четок
Это первое приключение кого угодно могло бы обескуражить, однако люди Тартареновой закалки не так-то легко сдаются.
«Львы – на юге? – думал наш герой. – Ну что ж, поеду на юг!»
Съев все до последнего кусочка, Тартарен встал, поблагодарил хозяина, в знак полного примирения расцеловался со старухой, пролил последнюю слезу над незадачливым Чернышом и, нимало не медля, повернул обратно в Алжир с твердым намерением уложить вещи и сегодня же уехать на юг.
К несчастью, Мустафская дорога со вчерашнего дня стала как будто еще длиннее, – жара, пыль! Палатка тяжеленная!.. Почувствовав, что не в силах идти пешком, Тартарен сделал знак первому же нагнавшему его омнибусу и вскочил на подножку...
Бедный Тартарен из Тараскона! Насколько же лучше было бы для его доброго имени, для его славы, если б он не связывался с этой роковой колымагой, а продолжил бы пешее хождение, рискуя рухнуть под давлением атмосферы, походной палатки и тяжелых двуствольных ружей!..
Тартарен вошел. Омнибус был полон. В глубине, уткнувшись в молитвенник, сидел алжирский мулла с окладистой черной бородой. Напротив – молодой мавр, из купцов, курил толстую папиросу. Дальше – мальтийский матрос и несколько мавританок, закутанных в белые чадры, так что видны были только глаза. Дамы эти ездили помолиться на кладбище Абдэль-Кадер, но это мрачное путешествие, видимо, не опечалило их. Прикрываясь чадрами, они болтали, смеялись, ели хрустевшее на зубах печенье.