— Позовите доктора Нельсона!

Фельдшер выскочил в коридор. Таддиус оглядел трупообразного марсианина, протянул было к нему руку, но тут же опасливо отдернул. В палате появился второй врач, постарше, его трудная, неуклюжая походка выдавала человека, долго пробывшего в космосе и не успевшего реадаптироваться к высокой гравитации.

— Так что там у вас?

— Приблизительно две минуты тому назад, сэр, резко упали частота дыхания, температура и пульс.

— И что вы сделали?

— Ничего, сэр. Согласно вашим указаниям…

— Вот и отлично. — Нельсон окинул Смита взглядом, затем изучил показания приборов — ровно таких же, как и в дежурной комнате. — Если будут какие-либо изменения, сразу сообщайте. — Он повернулся к двери.

— Доктор, а как же… — недоуменно начал Таддиус.

— Да, доктор? У вас есть какой-нибудь диагноз?

— Э-э… мне не хотелось бы проявлять излишней самонадеянности, высказываясь по поводу вашего пациента…

— Я же спросил — у вас есть какой-нибудь диагноз?

— Хорошо, сэр. Шок. Возможно, — добавил он уже без прежней уверенности в голосе, — несколько нетипичный. Но все равно — шок, ведущий к летальному исходу.

— Мнение вполне разумное, — кивнул Нельсон. — Только вот случай перед нами не вполне разумный. У меня на памяти этот пациент впадал в подобное состояние добрый десяток раз. Вот посмотрите. — Он приподнял руку Смита, а затем отпустил ее. Рука не упала, а так и осталась висеть в воздухе.

— Каталепсия? — заинтересовался Таддиус.

— Как бы это ни называлось, задача у вас одна — не позволяйте никому его беспокоить, а при любых изменениях зовите меня. — Нельсон осторожно положил безвольную, словно восковую руку на прежнее место и вышел из палаты.

Таддиус еще раз взглянул на пациента, недоуменно покачал головой и вернулся в дежурную комнату. Мичем собрал со стола карты, потасовал.

— Криб?

— Нет.

— Если хотите знать, — заметил Мичем, — этот, за стенкой, и до утра не дотянет.

— Ваше мнение никого не интересует. Покурите там, с охранником, а я хочу посидеть спокойно и подумать.

Мичем пожал плечами, неторопливо встал и вышел. Вытянувшиеся было в струнку охранники узнали фельдшера и снова расслабились.

— Что у вас там за шум, а драки нет, — поинтересовался один из морских пехотинцев, который повыше.

— У пациента родились тройняшки, вот мы и спорим, как их назвать. Ну, гориллы, кто даст мне в зубы, чтоб дым пошел? И огоньку.

— А с молоком у него как? — поинтересовался второй охранник, выуживая из кармана пачку сигарет.

— Да так себе, средненько. — Мичем затянулся и добавил: — Вот как на духу, ребята, не знаю я про этого пациента ровно ничего.

— А на хрена этот приказ насчет «никаких женщин ни при каких обстоятельствах»? Он что, сексуальный маньяк?

— Я знаю одно: его привезли с «Чемпиона» с указанием обеспечить абсолютный покой.

— «Чемпион»? — переспросил первый охранник. — Ну, тогда все ясно.

— Чего тебе там ясно?

— А вот что. Он же их не имел, и не трогал, и даже не видел много месяцев. А кроме того, он болен — теперь-то понятно? Они боятся, что как только он доберется до бабы, так тут же от возбуждения и загнется. Я б на его месте так точно бы загнулся.

Сам же предмет и виновник всех этих недоумений ощутил присутствие врачей, но огрокал, что намерения их благие и нет никакой необходимости спешно вызывать основную свою часть.

На рассвете Смит вернулся, ускорил свое сердцебиение, увеличил глубину дыхания и начал со всем подобающим вниманием и почтением изучать обстановку. Он осмотрел палату, воспринимая и восхваляя все, вплоть до самых мельчайших ее деталей — сделать это вчера не хватило сил. Помещение выглядело весьма необычно — оно ничем не напоминало клинообразные металлические отсеки «Чемпиона», не говоря уж о том, что на Марсе вообще нет ничего подобного. За ночь Смит наново пережил всю последовательность событий, связавшую родное гнездо с этим местом, теперь он был готов воспринять окружающее, восхвалить его и даже до некоторой степени — возлюбить.