– Мы не боремся, а деремся, – поправил его Кикимото. – Мы деремся за то, кто будет обладать простодушной Пакитой первым. Как самцы.

– Еще один такой удар ниже пояса – и обладать простодушной Пакитой придется Вам одному… самец, – интимно, в самое окровавленное ухо, предупредил Любой Дурак Кикимото.

– Одному – ни за что, – определился тот, пообещал впредь от подобных ударов воздерживаться и действительно воздерживался.

Подравшись часа два-три и надравшись, таким образом, как следует, но так и не выявив победителя, противники бросились к простодушной Паките вдвоем.

– Ни-ни! – воскликнула она, разгадав их гнусные намерения. – Только в порядке очереди.

– Живой очереди? – на всякий случай спросил Любой Дурак, с надеждой поглядывая на полумертвого Кикимото.

– Живой, – беспощадно потребовала простодушная Пакита.

Кикимото немножко подобрался, чтобы хоть отчасти напоминать живого. Только после этого простодушная Пакита разрешила ему стать в очередь – причем в начало, опасаясь, что иначе Кикимото просто не достоит.

– Приступаем к формальностям, – голосом вагоновожатого объявила простодушная Пакита и легла на пол мастерской.

С формальностями покончили быстро: ни у одного из противников душа уже не лежала к тому, за что боролись и на что напоролись.

Поднявшись с пола и с презрением посмотрев на будущих отцов, простодушная Пакита предупредила:

– Дети получатся вялыми и болезненными, только ко мне чтобы никаких претензий!

– А выживут? – с блеском надежды в заплывших глазах спросил Кикимото.

– Выжить выживут, но пользоваться ими будет нельзя, – уклончиво ответила простодушная Пакита и, не попрощавшись, отправилась вынашивать детей. В дверях она разминулась с кем-то, отдаленно напоминавшим человека. Это был инспектор.

– Я инспектор, – так и представился он, войдя.

Кикимото демонстративно отвернулся к окну, как если бы никто ничего не сказал. Любой Дурак на всякий случай последовал его примеру.

Удивившись, что его не заметили, инспектор зашел с другой стороны и представился снова.

Подозрительно оглядываясь по сторонам, но явно избегая смотреть на инспектора, Кикимото спросил Любого Дурака:

– Кто-нибудь что-нибудь сказал?

– Нет-нет, – зачем-то подыграл ему Любой Дурак, при этом воззрившись на инспектора в упор. – Никто ничего не сказал.

– Значит, послышалось, – констатировал Кикимото и оглушительно запел популярный японский романс «Банзай меня, твои банзанья…» К концу романса Любой Дурак разрыдался.

– Как вы ни пытаетесь игнорировать мое присутствие, – сказал инспектор, когда сначала пение, а потом рыдание подошли к концу, – а я, тем не менее, здесь. Это и любому дураку видно.

Любой Дурак вздрогнул, словно застигнутый на месте преступления, – тем самым выдав себя. Инспектор злорадно захохотал и сказал:

– Попались, голубчики!

Кикимото тут же наделал в штаны, но признался в этом только автору. Автор не нашел, что сказать в ответ.

А инспектор тем временем достал из бывшего у него при себе портфельчика пачку накладных и, заполнив одну, протянул ее Кикимото.

– С Вас четыре миллиона двести тысяч сто сорок три японских иены, по одной иене за каждое яйцо, – бросил он небрежно. Брошенного никто не поднял.

– Вы украли у него яйца? – шепотом спросил Любой Дурак Кикимото.

– Да на кой мне его яйца! – крикнул Кикимото. – Яйца – мои собственные. Они были куплены в супермаркете, причем на мои же кровные! Можно сказать, за каждое яйцо заплачено кровью.

– Вы слышите? – проникся Любой Дурак, грозно нависая над инспектором. – За яйца уже заплачено кровью, так что это яйца Кикимото.

– Мне безразлично, чьи это яйца, – холодно и сыро сказал инспектор. – И я здесь совсем не затем, чтобы отнимать у кого бы то ни было яйца. Я здесь затем, чтобы пресечь беззаконие.

От последней фразы Любого Дурака зазнобило. Увидев на спинке кресла теплый плед, он уютно завернулся в него и выжидательно посмотрел на инспектора. Инспектор молчал. Тогда Любой Дурак, осторожно поощряя его к дальнейшему разговору, дружественно произнес:

– Ну и?..

– Ну и всё! – бесцветно закончил инспектор.

Присутствующим сделалось неловко.

– Не очень понятно, за что же все-таки платить такие деньги, – нашелся наконец Любой Дурак.

– За самовольное строительство закрытого помещения, – голосом закона ответил инспектор и расстегнул небольшой кошелек.

Это рассмешило Любого Дурака.

– Интересно, – сказал он, – как Вы туда намерены четыре миллиона двести тысяч сто сорок три японских иены упихать. Они же не войдут!