Итак, человек с нетронутым слоем угольной пыли на подошвах своей обуви лежал внутри дорожного экипажа. Как он попал туда? Живым или мертвым? Он не мог сам пройти к нему, поскольку вокруг простиралось пространство того же белого мрамора, на котором, вне всяких сомнений, остались бы его следы. Но таковых во всем музее не обнаружилось, если не считать полудюжины шагов у входных дверей. Очень хорошо. Можно считать, что мертвеца как-то принесли или доставили к тому месту, где он и был найден.

Но откуда его принесли? Поскольку в музее установлено центральное отопление, в нем нигде не было каминов или ящиков для угля. Значит, труп должен был быть доставлен из подвала.

Мы осмотрели тело. У этого человека были настоящие черные усы, но он носил и фальшивые черные бакенбарды. Я сказал «носил», но это было не совсем верно. Хотя его подбородок и щеки блестели от спиртового клея и висящие на нем ниточки корпии доказывали, что бакенбарды в самом деле были приклеены, сейчас они держались лишь на небольшом участке на щеке размером не больше шестипенсовой монеты. Они не были с силой сорваны в ходе борьбы, поскольку не было никаких примет резкого рывка, а также ссадины, которая должна была появиться, если бы их грубо сорвали с лица. Снимали их достаточно осторожно, но тем не менее они остались висеть на небольшом пятачке.

Кто же снял их таким манером, снял почти полностью? Ясно, что не мертвец. Бакенбарды были большими и распушенными; если бы даже человек при жизни решился пройтись в таком виде, с бакенбардами, болтающимися на щеке, сомнительно, чтобы они удержались на капле клея. Учитывая нашу убежденность, что в карету его втащили, было ясно, что кто-то — скорее всего, убийца — и должен был произвести с ним эту процедуру после того, как жертва уже была мертва.

Но зачем?

Если с мертвецом в самом деле манипулировал убийца, у нас есть две альтернативы. То ли преступник (1) осторожно отклеил бакенбарды, оставив нетронутым лишь маленький кусочек, и позволил их обнаружить висящими в таком виде; то ли (2) он полностью содрал их, а потом торопливо постарался снова приладить обратно, но они приклеились лишь на небольшом участке.

Оставим пока в покое эти варианты. Обратимся к другим свидетельствам. Мы обнаружили на шее трупа висящее на черной ленточке пенсне с затемненными стеклами. Но ленточка лежала поверх воротника пальто. И снова, джентльмены, прошу вас внимательно оценить данный факт. У людей, которые носят пенсне, ленточка от него никак не окажется поверх воротника пальто. Даже если человек забывает о пенсне и вспоминает о нем, лишь надев пальто, ленточка не лежит у него на воротнике, словно на епитрахили; он постарается засунуть ее под воротник и даже под жилет, если таковой имеется. Таким образом, становится ясно, что пенсне на труп, должно быть, приладил кто-то другой, торопливо накинув ленточку на шею мертвеца поверх воротника.

Все это, согласитесь, становится несущественным, если мы примем первый вариант, а именно: бакенбарды, кроме одного маленького кусочка на челюсти, были аккуратно отклеены. В таком случае мы имеем дело с необъяснимым поведением убийцы, который совершает взаимоисключающие действия. Он торопливо вешает на воротник ленточку от пенсне, но снимает бакенбарды — в то же время оставляя их едва висеть на месте. Тем не менее если мы обратимся ко второму варианту, то получим вполне рациональное объяснение: сначала бакенбарды были содраны с обеих сторон лица, а затем возвернуты — но так торопливо, что повисли лишь на пятнышке клея. И мы видим, что нечто подобное, должно быть, произошло и с пенсне. Оно тоже было снято с мертвеца — а затем торопливо возвращено на место; поэтому ленточка и легла на воротник.

Мы можем сделать следующие выводы. Человек был убит в погребе, откуда его тело перенесли в экипаж. При жизни он носил пенсне с цветными стеклами и черные накладные бакенбарды; они были сняты, а потом снова приклеены. И наконец, в тот вечер в музей зашел какой-то другой человек с не очень четкими следами угольной пыли на подошвах.

На данном этапе анализа нам придется сделать чрезмерно большой шаг, не имеющий к тому же логического подкрепления — если возьмемся утверждать, что этот второй человек и есть убийца. С другой стороны, учитывая, что угольная пыль была на подошвах лишь этих двоих, есть основания утверждать, что между ними была какая-то связь и что этот второй что-то знает о преступлении. Из всех этих выводов только один содержит в себе некий загадочный вызов: почему убийце потребовалось снимать с мертвеца и бакенбарды, и пенсне, а затем возвращать их на место? В поисках ответа мы можем обращаться хоть к астрологам, но самый неопровержимый и самый логичный ответ таков: они были нужны ему самому, ибо он намеревался с их помощью предстать в другом облике — взлохмаченные бакенбарды и темные стекла очков. Почему тогда, если он собирался сам воспользоваться ими, их надо было возвращать мертвецу? Учитывая оба этих фактора — (1) вещи были нужны убийце, чтобы изменить свою внешность, и (2) никто не должен был даже догадываться, что они на какое-то время были позаимствованы у мертвеца, — мы приходим к простому выводу: он хотел предстать в виде человека, который к тому времени уже был мертв. Он хотел появиться в его облике.

Оставив пока эту ситуацию, пойдем дальше. После рассказа Каррузерса на другой день мы выслушали показания Иллингуорда и Пруэна. Они предоставили нам почти полный набор сведений, и, учитывая внешние обстоятельства, мы имеем возможность продолжать логические размышления.

И тут обращают на себя внимание кое-какие существенные факты относительно «другого человека», того второго, который оставил отпечатки на полу. Этот человек, представившийся как Пендерел, появился в музее без четверти одиннадцать и был принят за такового. Вот оно и подтверждение наших предположений; в очках и бакенбардах покойного обманщик изображал Пендерела. Поскольку он предстал в таком виде, мы должны признать, что Пендерел был уже мертв; убит он был в какое-то время до без четверти одиннадцать.

Прежде чем приступить к обсуждению, кто же мог быть убийцей, давайте решим, когда на самом деле Пендерела убили. Пруэн утверждает, что он «в первый раз» явился в музей где-то в десять минут десятого. У нас есть основания считать, что он сумел спрятаться в подвале, и это соответствует убеждению, что и убили его в подвале. До 10:15 он был жив, ибо в это время кинжал лежал на ступеньках у всех на виду и на него никто не покушался. Не могли его убить и после 10:45, ибо именно тогда мистификатор появился у входных дверей музея, использовав позаимствованные у покойного вещи. Можем ли мы, в попытке разрешить загадку, внимательно вглядеться в события этого получаса?