Тихим вечером, при свете газового рожка

Аннотация

Еще один рассказ из антологии Alternate Outlaws. На этот раз, вместо реального исторического персонажа, автором был выбран выдуманный, но едва ли не более реальный, чем большинство иных деятелей

Тихим вечером, при свете газового рожка Джеффри Лэндис За все время нашей с ним дружбы — а дружили мы много лет, и часто вместе снимали квартиру — я никогда не замечал у моего друга интереса к любого рода беллетристике. Поэтому я был изрядно удивлен, когда как-то хмурым осенним вечером, прибыв на Бейкер-стрит, обнаружил своего товарища погруженным в чтение длиннющего романа мистера Стокера. Удивление мое было вдвойне сильным, когда я припомнил, что эта книга была из тех, что именуются массовыми, да к тому же повествовала о сверхъестественном. Мой друг удостаивал презрением любого, кто выказывал хотя бы намек на то, что сверхъестественное существует. Он считал подобную веру признаком вялости мышления. Что же касается меня, то я относился к этому вопросу более терпимо. При свете газового рожка его лицо выглядело чрезвычайно бледным. Он был настолько углублен в чтение, что не обратил на меня внимания — как, наверное, и на весь окружающий мир — только изредка с его губ срывались какие-то комментарии, слишком тихие, чтобы их можно было бы разобрать. Когда он, наконец, закончил — мой друг славился умением необычайно быстро читать, но даже в этом случае роман отнял у него несколько часов — он отложил книгу в сторону и уставился на огонь в камине. Через какое-то время он почувствовал мой взгляд и повернулся ко мне: — Необычайно интересная книга, мой дорогой Ватсон. Вам доводилось ее читать? Я признался, что да, довелось. Он опять перевел взгляд на огонь. — Вне всякого сомнения, доктор Ван Хельсинг сам был вампиром, — сказал он после недолгого молчания. — Это невозможно! — воскликнул я. — Ну почему же, наоборот, все совершенно ясно. Как еще объяснить тот факт, что он столько знал о вампирах, причем знал до мельчайших подробностей, если он сам при этом таковым не являлся? Вы удивлены, мой дорогой друг? Припомните, дорогой доктор, ведь на нашем веку мы с вами столько повидали хладнокровных убийств и лютой вражды, не так ли? И вы считаете абсолютно невозможным то, что представитель этой спесивой и зловещей расы стал охотиться и убивать себе подобных? — Ну, я полагаю, что это возможно, — согласился я. — Но вы же знаете, что эта книга — вымысел? — Разве? — задумчиво произнес он. — Ну, какая-то ее часть — несомненно. То, что смертные могут превращаться в туман, волков либо же в летучих мышей — да, это вымысел. Но, скажите, разве для стороннего наблюдателя, незнакомого с некоторыми элементарными приемами, внезапное исчезновение человека в тумане не является невероятным? Помните, я же подобное осуществлял и сам, и только после того, как я объяснил вам, как именно я задействовал элементарные принципы маскировки, вы согласились, что ничего особенного в этом нет. Он действительно любил проделывать подобные трюки. Я часто наблюдал, как он исчезал из поля зрения за считанные мгновения, стоило, допустим, какому-нибудь кэбу проехать между нами. Секундами спустя, когда я вертел головой по сторонам, пытаясь его обнаружить, и натыкаясь глазами то на нищего попрошайку, то на домработницу, спешащую домой, я слышал позади меня его тихий смех. — Но, мой дорогой друг, — ответил я, — вампиры? В Англии? При свете газового рожка его лицо выглядело чрезмерно бледным. Он всегда выглядел так, как будто в его лице не были ни кровинки. Я отмечал это и ранее, относя подобное к его нездоровому образу жизни: он спал в неурочные часы, а порой целыми днями оставался дома, выходя на улицу только в самые туманные и промозглые дни, либо же после того, как солнце зашло. Также я всегда принимал как данность его необычайную физическую силу и неслышную кошачью походку. Неожиданно мне пришло в голову, что я все-таки очень мало знаю о своем друге — ни то, откуда он родом, ни даже то, сколько же ему лет? — Ну, если бы и впрямь на Земле имелась раса, которая существовала за счет крови, — произнес он, — то, я полагаю, что этот Дракула, описанный мистером Стокером, вряд ли был первым, кто ступил на землю Британии. И если бы этот некто был бы настолько умен, что жил бы здесь, не привлекая внимания к себе… — он оборвал фразу и взглянул на меня со странным выражением лица. — Полноте, Ватсон, я знаю, знаю. Это все предрассудки невежественных крестьян. Я просто развлекался игрой ума, не более. Признаюсь, с его стороны это было более чем странным, потому что мой друг был известен своим холодным упорядоченным умом и не имел привычки рассуждать впустую. Солнце уже давно зашло. Он встал с кресла, очевидно намереваясь выйти на улицу. Иногда у него проявлялась странная привычка, облачаться в рванье, более подходящее уличному бродяге, нежели джентльмену, и пропадать на всю ночь в самых темных кварталах Лондона. Порой, по его возвращении, меланхолия, столь характерная для моего друга, пропадала, а на щеках играла слабая тень румянца. Он никогда не рассказывал мне, чем он занимался в эти вечера — я же со своей стороны никогда не пытался узнать. Хоть я и видел его лицо тысячи раз, мне только сейчас пришла в голову неожиданная мысль, что его передние зубы необычно удлинены, и резцы кажутся заточенными. — Доброй ночи, мой дорогой Ватсон, — сказал он, стоя уже в дверях. Он немного помолчал и продолжил тихим, мягким тоном. — У меня так мало людей, к которым я привязан, Ватсон. Знаете, мой дорогой друг, вы мне очень дороги и я никогда не причиню вам вреда. — Равно как и я, друг мой, — ответил я ему, но как только дверь за ним закрылась, я почему-то непроизвольно поёжился.