За очередным поворотом в лесу резко посветлело, и перед Русиновым открылась широкая и длинная поляна с изгородью. За ней, у леса, показался приземистый барак с тремя высокими трубами. Вокруг лежали деревянные бочки, сотни бочек, раскатанных по поляне как попало, а за изгородью — огород с картошкой. Тут же, по поляне, бродила старая лошадь с колокольчиком на шее, и звон его навевал уныние и какую-то обреченность.

Русинов подошел к бараку, постучал в дверь. В ответ ему с чердака заорал петух. По всей вероятности, здесь жили серогоны — сборщики живицы: полные сосновой смолы, бочки стояли под навесом у стены барака и тут же — множество жестяных конусообразных посудин... Русинов толкнул дверь и остановился, привыкая к темноте. Застоялая вонь нечистого жилья ударила в нос.

— Есть кто живой? — позвал он.

Рядом из умывальника в черный от грязи таз капала вода. Он заметил еще одну дверь и потянул на себя. Сквозь низкие окна в большую комнату пробивался сумеречный свет. Необычная нищета и грязь вызывали чувство омерзения: какие-то старые железные койки с тряпьем вместо постели, длинный стол, заваленный немытыми алюминиевыми мисками, кружками, окурками и ссохшимися кусками хлеба, пустыми бутылками, которые к тому же плотными рядами стояли по углам и под кроватями. Русинов вышел на улицу и отдышался. Этот чудесный древний бор годился для санатория; здесь виделся берендеевский терем, семь братьев-богатырей из сказки, но никак не убогое жилье и чудовищная грязь. Русинов сел на бочку и стал слушать кукушку. Возле ног проскочил бурундук и скрылся в траве. Человек своим присутствием осквернял первозданность здешней природы. Серогоны, похоже, жили тут круглый год: старые поленницы дров и кучи свеженаколотых торчали из травы возле барака.

— Эй? Ты кто? — вдруг услышал Русинов настороженный голос за спиной.

У бочек стоял бородатый, черноглазый мужичок с топором в руках, готовый в любой момент исчезнуть, как бурундук в траве. Одежина, пропитанная смолой, стояла колом, из слипшейся бороды торчала летучая сосновая кора.

— Да вот, человек, — проронил Русинов.

— Вижу! А чего приехал? — Вместо зубов у мужичка торчали редкие, черные корни.

— Дорога привела... подойди, поговорим.

Мужичок сделал несколько шагов, держа топор наготове:

— Чай у тебя есть?

— Есть...

Он тут же бросил топор и побежал в барак. Через секунду вылетел оттуда с черной консервной банкой, встал на колени и сгреб заскорузлыми руками щепки.

— Тащи! Только тихо!

Русинов достал из машины пачку чая — под банкой уже полыхал костерок. Мужичок, посверкивая глазами, нюхнул заварку и высыпал всю в банку.

— Ух, чифирнем! А еще есть?

— Сказал бы сразу, — Русинов вернулся к машине.

— Неужели и водка есть? — округлил глаза мужичок.

— И водка есть, — он достал еще пачку чая и бутылку, но чернобородый заозирался, замахал руками:

— Водку не надо! За водку бить будут!

Он снова сбегал в барак и, видимо, спрятал вторую пачку заварки. Вернулся сияющий, добродушный и доверчивый, как будто встретил старого друга.

— Слышу — тарахтит! Думаю, ну, опять менты! А я же один тут с дипломатическим паспортом! — заливался он, помешивая чифир щепкой. — Паша говорит: рви на хазу, понюхай. Я скачками!.. Ты про чифирок молчи! А то мне не дадут, все отнимут. Я сейчас глотну, потом им сигнал дам. Они ждут...

— Погоди, не давай сигнала, — попросил Русинов. — Ты давно тут живешь?

— Я-то давно! Третий год!

— А есть, кто лет десять-пятнадцать?

— Не, таких нету! — замотал головой мужичок. — Кого менты повяжут, который сам удавится. У нас тут свое кладбище есть... Тебе чего-то спросить надо? Так спрашивай, я все знаю.

— Я ищу Кошгару, слыхал?

Мужичок накрыл банку верхонкой и бережно отставил с огня.

— Как же не слыхал? Только чего здесь-то ищешь? Кошгара далеко!..

— Говорят, где-то в этом районе, — проговорил Русинов. — Недалеко.

— Кошгара за Уралом, это я точно знаю, — заявил мужичок. — Вали через хребет, а потом на Ивдель. Там спроси — каждый покажет. Я там бывал, приходилось...

— Значит, здесь есть еще одна.

— Погоди, тебе чего надо? Поселок?

— Нет, место так называется — Кошгара, — объяснил он. — А поселка там нет.

Мужичок отцедил в кружку бурого чифира, сделал маленький глоток и прикрыл от удовольствия глаза.

— Тогда тебе зону надо... Зону эту тоже так называют. Только ты туда не езди.

— Почему?

— Неужели не знаешь? Там же атомную бомбу испытывали! Проклятое место, — он выжал остатки жижи из разбухшей во всю банку заварки. — Мы туда не ходим. Кто пойдет — труба. Ни один не вернулся.

Русинов абсолютно точно знал, что ничего подобного поблизости не было и быть не могло, однако спросил с недоуменным видом:

— Да когда испытывали-то?

— Говорят, лет тридцать назад. Страшное место. Зайдет в зону человек вроде ничего. А наступит через какую-то границу — и только пепел остается, как в крематории. Излучение такое, — он допил чифир и тут же залил заварку водой, поставил снова на огонь. — Не лезь туда, сгоришь.