Еще долго Вольф рассказывал старику о том, как и зачем он появился в его мире. Выговорившись, наконец, Пес замолчал. Молчал и старик, изредка попыхивая самокруткой.

— Штрудель откроет врата через три дня! Если пойдешь со мной, все увидишь своими глазами!

— Вот, значит, как, — наконец произнес он. — Каких только баек я не слышал…

Вольф молча расстегнул пуговицы рубашки и скинул её с плеч.

— Видел? — спросил он Степаныча, показывая татуировку на предплечье.

— Видел, — ответил старик, — когда ты у меня на печи без сознания валялся.

— Это знак моего подразделения. Я — Пес! Бригаденфюрер…

— Ого! — поразился Степаныч. — Солидный чин, генеральский! Значит, тебе есть, что терять в том мире?

— Не забывай, Степаныч, я — унтерменши, ублюдок, недочеловек, низшая раса! Мой генеральский чин для истинного арийца — не дороже плевка! Правда… награда за выполнение задания очень велика! Но она не радует меня… Не хочется, чтобы немцы испоганили и этот мир!

— Не знаю, Володька, почему, но я тебе верю! Не такой ты мужик, чтобы старика сказками кормить! Значит, в твоем мире фрицы правят? И Гитлер живой?

— Адольф Гитлер умер в шестьдесят пятом году, его тело было предано огню, а прах и по сей день храниться в специально выстроенном для этого городе-храме «Адольфгроссефюрер». Сейчас фюрер Тысячелетнего Рейха Карл Лепке.

— Так почему же вы не сопротивляетесь? Или вам нравиться быть рабами немцев!

— Всякое сопротивление давно сломлено! — пояснил Вольф. — Я сам приложил к этому руку! Немцы занимаются подрастающим поколением унтерменшей, им с детства закладываются понятия высшей и низшей расы! Поверь, у них нет ни единого шанса!

— Значит, эти сволочи и до нас хотят добраться! — подытожил старик.

— Да, — подтвердил Вольф. — Я собирал сведения! И если я передам их фюреру, через несколько дней, а может быть через несколько лет в ваш мир хлынут непобедимые войска Третьего Рейха.

— А если не передашь? — хитро прищурился егерь.

— Тогда они пошлют следующего диверсанта!

— А если и он не вернется?

— Тогда, скорее всего, пошлют на разведку штурмовую группу…

— За языком, — продолжил мысль Вольфа старик. — А если не вернется и она?

— Для открытия врат нужно очень много энергии! Возможно, если результаты будут нулевыми, фюрер свернет свой проект!

— То-то! — расплылся в улыбке Степаныч. — Ну а мы со своей стороны им поможем, чтобы результат остался нулевым! Ну что, боец Путилов, отстоим Родину-Матушку еще разок?

— Отстоим! — серьезно ответил Вольф. — Может быть, тогда у меня с души свалиться камень, мешающий мне свободно дышать с самого детства.

— Пойдем спать, сынок, — бросив папироску в тлеющие угли, сказал егерь, — нам с тобой нужно еще приготовить фрицам достойную встречу.

На следующий день, решив не откладывать столь важное дело в долгий ящик, Вольф со Степанычем отправились к приметному дубу.

— Вот здесь это и произошло, — побродив немного по поляне, определил место перехода Путилов.

— Угу, — кивнул дед, вбивая в землю колышек. — Сам-то что об этом думаешь?

Вольф, прищурив глаза, осмотрелся:

— Заминировать бы эту полянку… Чтобы ни одна живая душа…

— Хм, — старик потер заросший седой щетиной подбородок, — правильно мыслишь. Вот только…

— Что? Взрывчатку достать тяжело?

— Да нет, — отмахнулся егерь, — с энтим-то как раз проблем нет. Есть у меня охотничек-рыболов один, любитель… Начальник склада боеприпасов, между прочим… Я не о том. Как бы на наших минах посторонний кто не подорвался! Хотя, место здесь глухое — чужие без меня не шастают. Ну, а ежели браконьеришки забредут — туда им и дорога. Мерзопакостный народец — не жалко. Только взрывчатку придется сюда на своем горбу таскать. По тайге и на вездеходе не проедешь…

— Ничего, я покрепче любого вездехода буду, — обнадежил старика Пес.

— Там, где машина не пройдет, — подмигнув Вольфу, запел старик, — и бронепоезд не промчится, солдат на пузе проползет, и ничего с ним не случится!

— Хорошая песня, — рассмеялся Вольф. — Научишь?

— А то! Ты ить наших песен-то, поди, и не слышал! Вот справим дело — и под холодную самогоночку с огурчиком спою! У меня ить и гармонь есть. Давненько я её в руки не брал… Так когда, говоришь, откроются твои врата?