Нельзя сказать, что все эти люди совершенно лишены актерского таланта, встречались среди них и незаурядные мастера втирать очки, да, к их несчастью, природа наделила Павелко редкостным чутьем на фальшь, что давало старшему лейтенанту большое преимущество в словесных поединках. Конечно, формулируя свои выводы и обвинения, Павелко опирался на факты, но этому предшествовала кропотливая работа, в которой нередко — и тут он мог бы, в свою очередь, поклясться — заметную роль играла его собственная интуиция.

Павелко очень хотелось встретиться с мужем Марины Костюк, литейщиком машиностроительного завода. Не без основания полагал, что тот сумеет прочитать своей чернобровой жене более убедительную лекцию на моральные темы, чем он, пусть даже наделенный служебными полномочиями работник милиции. Был уверен, что это пойдет на пользу Марине, и все же что-то удерживало его от этого шага. Поразмыслив, старший лейтенант пришел к выводу, что ему жаль не слезливую молодую женщину, а ее мужа.

— Пусть так, — сказал наконец Павелко. — Одним словом, не скажу я. При условии, что вы, гражданка Костюк, больше никогда не вздумаете…

— Скажите, ну что мне такое сделать, чтобы искупить свою вину? Поверьте, мне стыдно… Может, я чем-то помогу вам?

— Вы? Нам? — в голове Павелко замелькали мысли, но он никак не мог решить, имеет ли право воспользоваться неожиданным предложением Костюк.

В припухших от слез глазах Марины отразились и удивление и обида:

— А что — не доверяете? Думаете, если соблазнилась этими проклятыми водолазками, то уж ни на что и не годна?

«В конце концов, — рассуждал Павелко, — я ее не принуждал, она сама. Ну, выругает шеф… А вдруг удача? Победителей не судят».

— Не знаю, не знаю, — все еще колеблясь, сказал он. — Какой из вас помощник? Еще расплачетесь…

Трамвай довез их до завода железобетонных конструкций. Еще несколько лет назад это была северовосточная окраина города, сам завод только строился, и сразу же за его корпусами начиналась степь. Теперь же Павелко, которому не выпадало случая побывать в Левобережном районе, увидел по обе стороны шоссе на Самарск целый ряд многоэтажных домов, окруженных зелеными, в большинстве только что высаженными деревцами. Вспомнил сетования своего приятеля, архитектора Поплавского: «Разрастаемся вширь, растягиваем коммуникации… Конечно, сегодня это дешевле, чем реконструкция дореволюционных клоповников. Сегодня. А завтра?.. Существуют же оптимальные границы, за которыми начинается коммунальная анархия…»

Павелко не согласился тогда с архитектором, но и не возразил ему, полагая себя недостаточно компетентным, чтоб занять в этом вопросе более или менее обоснованную позицию. Он вообще не любил людей, которые торопятся с выводами, чего бы это ни касалось. Кое-кто из работников отдела посмеивался над осторожностью старшего лейтенанта — мол, за ней стоит обыкновеннейшая неспособность самостоятельно мыслить. Гафуров, однако, ценил своего помощника, потому что черный рынок Павелко знал как никто другой, а его феноменальная память могла посоревноваться с картотекой. Если к этому прибавить еще и редкостную способность отличать фальшь, что особенно важно на допросах, то станет понятно, почему майор забрал к себе в отделение мало кому известного участкового инспектора.

Выйдя из трамвая против деревянной арки с ажурными буквами ЗЖК, Павелко отметил, что ночью тут не сразу и поймешь, с какой стороны собственно город, а с какой окраина. Все больше вспыхивало огней в окнах жилых домов, а в заводском управлении, наоборот, гасли, и только во дворе, на столбах за оградой, ярко светились фонари с жестяными абажурами.

Под дождевым навесом, вокруг которого трамвай разворачивался в город, было сумрачно. Павелко сидел на скамье, притворно безразлично наблюдал, как Марина Костюк направляется через дорогу к аккуратненькому домику за высоким, окрашенным в зеленый цвет забором, и думал о том, что в случае неудачи майор Гафуров не похвалит его за эту инициативу. Мужчина, у которого Марина Костюк взяла водолазки, дал ей адрес и велел спросить Горлача. На всякий случай старший лейтенант навел справки и нисколько не удивился, что в доме № 118 по улице Хабаровской человек по фамилии Горлач не числится. Может, это вообще не фамилия, а кличка или же просто пароль для встречи, думал он.

Павелко не спускал глаз с Костюк. Сейчас все зависело от нее, от ее умения держать себя в руках. В райотделе он долго и терпеливо инструктировал Марину, а в трамвае держался поодаль, дабы никто и подумать не мог, что они знакомы. Шанс, что именно в это время и в этом вагоне едет домой Горлач, был минимальный, но и с ним нельзя было не считаться. Поэтому вышли они тоже врозь. Павелко вынул из кармана пачку сигарет и пристроился на скамейке, а Костюк, ни разу не оглянувшись, заспешила через дорогу. Он мысленно похвалил ее, но насторожился, когда какой-то мужчина пошел вслед за нею, хотел было уже и себя похвалить за осмотрительность, однако незнакомец выбрался на тротуар и повернул в другую сторону.

Отсюда, из-под навеса, было хорошо видно, как Костюк приближается к калитке, размахивая хозяйственной сумкой. За забором повизгивала и звенела цепью собака. Кто-то вышел к калитке, Павелко напряг зрение и увидел женщину. Разглядеть ее на таком расстоянии не было возможности. Пока там продолжался разговор, он лихорадочно думал: откроется калитка или не откроется? Калитка не открылась.

Марина переходила дорогу, пропуская перед собой машины, а старший лейтенант успел перебрать в голове все возможные предположения, ни на одном не остановился и в конце концов оставил это занятие.