— Почерк намеренно изменен, — сказал он. — Буквы совсем падают влево. Экспертам не давали?

— После того как письмо прошло столько рук?

— Вы правы. Да и писал его, думаю, тот, кто хорошо знает, что такое дактилоскопия.

— Отдам я его Ремезу, — проговорил полковник. — Эта анонимка подействует на него, как красная тряпка на быка… Рахим звонил, знаешь?

— От Павелко. Но без подробностей.

— А где их взять, подробности, когда он только и сказал: вышел на важный след. Очень спешил. Я через областное управление попросил самарских коллег посодействовать.

— Водолазки?

— Признаться, я не очень верил этой версии, но Рахим… Не будем спешить с выводами. Ты уже обедал?

— Вы хотите спросить, ужинал ли?

— А который час?

Зазвонил телефон.

— Не иначе моя Евфросиния Тимофеевна! Перепадет мне сейчас и за обед, и за ужин.

Журавко сгреб трубку широкой ладонью, и по тому, как его лицо приняло ласковое и одновременно виноватое выражение, Панин понял, что начальник не ошибся.

Двор Самарского горпромкомбината был тесный и захламленный. В глубине его виднелись приземистые цеховые здания и складские помещения. Около одного из них суетились рабочие, укладывая картонные ящики в контейнеры, покачивался на стреле крюк автокрана. Вдоль ограды шелестели листвой молодые топольки.

Из окна кабинета директора была видна почти вся территория предприятия, металлические, покрашенные в пепельный цвет ворота и незастекленное окошко проходной.

— Обижаете, товарищ майор, незаслуженно обижаете, — бубнил директор комбината Гаркавый, обмахиваясь свернутой вчетверо газетой, хотя в кабинете было нежарко. — Наконец, какие у вас основания?

Гафуров был сама вежливость.

— Вы напрасно волнуетесь, Дмитрий Егорович, — говорил он, совсем неслышно выбивая дробь двумя пальцами на подоконнике. — Вряд ли стоит волноваться преждевременно. Нас интересует человек, который в скором времени прибудет на комбинат. Это не ваш работник, но я хотел бы видеть, с кем он будет общаться. Да вот и он! Легок на помине.

В ворота въезжал фургон. Навстречу ему, показывая дорогу, спешил вертлявый человечек в полинявшей на солнце безрукавке.

— Кто это, Дмитрий Егорович?

— Не знаю фамилии, но машина с трикотажной фабрики. Она не раз у нас бывала.

— Я не о машине. Тот, в безрукавке, кто?

— Лойко, экспедитор наш… Вспомнил я, товарищ майор. Мы просили у трикотажников шерстяной путанки. С сырьем, знаете, туго, а мы, значит, как бедные родственники, нам и путанка сгодится. Хотя мороки с нею… Я сам документы подписывал. Гальченко, спасибо ему, не скряга. Есть же у нас хозяйственники — и сам не ам, и другому не дам.

— А что, этот ваш экспедитор не должен был сам ехать за путанкой?

— Конечно! Его обязанность. Но на деле, признаться, бывает и иначе. Поехал, скажем, с требованием, а груз не готов. Или транспорт в разгоне. Тогда фабрика своим, значит. Само собой, выставят счет, даром машину никто гонять не будет. Я сейчас уточню, что там привезли.

— Потом, потом? — удержал директора Гафуров. — Они сами разберутся. А это кто сейчас подошел к фургону, высокий?

— Горлач.

— Кто-кто?

— Начальник трикотажного цеха Горлач. Так сказать, заинтересованное лицо. Путанка идет на нужды его цеха.

Майор мысленно присвистнул. «Вот это да! Охотились на одного Горлача, а вынырнул еще и второй. Заинтересованное лицо… Очень возможно, что и заинтересованное. Впрочем, не исключено — просто однофамилец, фамилия распространенная».

— Знакомая фамилия, — сказал он равнодушно. — У этого вашего начальника цеха случайно нет сына?

— Олег? Шалопут, а не сын. Учился в политехническом, выгнали. Что-то там по женской линии перестарался. Теперь баклуши бьет, усевшись на отцовскую шею… Где это вы успели о нем услышать?

— Не помню. Кажется, тоже что-то по женской линии. Парень, видимо, пижонистый.

— Видел как-то. Красавец. Может, отсюда и беда, если в голове негусто.

Из фургона разгружали мешки. За углом столовой, пристроенной к помещению дирекции, не было видно, куда их относили. Гаркавый сказал, что как раз там находится склад сырых материалов и путанку, наверное, сейчас взвешивают. Директор явно повеселел и теперь смотрел на Гафурова более дружелюбно.

— Работка у вас непоседливая, — посочувствовал он майору. — Наверно, натворил беды этот водитель, если вы за ним даже сюда примчались. Сбил кого-нибудь?

— От вас, Дмитрий Егорович, ничего не скроешь, — усмехнулся Гафуров. — Насквозь видите. Сбил, чертов сын, и надеется замести следы. Кроме того, хочу посмотреть, что он «запланировал» на обратный рейс.

— Калымщик?

— Вот-вот. Ну, фургон уехал, нам осталось убедиться, что привез он именно путанку. Меня она, конечно, не интересует, но такой у нас порядок. Сделайте это сами, только как-нибудь так, словно мимоходом. И вот что, Дмитрий Егорович: обо мне и вообще… одним словом, молчок. А то знаете, как бывает: вы — Лойко, Лойко — еще кому-то, и испортим все дело.