Шрифт:
Когда пароход наконец причалил к пристани, Штеффи уже промокла насквозь и обессилела. Ноги подгибались, голова кружилась. Спускаясь по мосткам, она крепко держалась за поручень.
— Штеффи!
Это был голос дяди Эверта. Она оглядела пристань и навесы для лодок.
— Штеффи! Я здесь!
Голос доносился с одного из причалов. Там, у лодки, стоял дядя Эверт. Штеффи отправилась к нему, еле передвигая ноги.
— Я на лодке. Представь, как бы вы с Мартой поехали на велосипеде в такую погоду.
Штеффи забыла про дождь, хлеставший по лицу. Единственное, что ее волновало, — это морская болезнь. Мысль о том, чтобы сесть в лодку снова, даже ненадолго, вызывала тошноту.
— Ну и вид у тебя. Как у утонувшей кошки. Ты простояла весь путь на палубе?
Штеффи устало кивнула.
— Меня укачало, — прошептала она.
— Не может быть, — сказал дядя Эверт. — Как же мы тогда повезем тебя домой? Ты вынесешь еще одну поездку на лодке?
— Я не знаю.
— Попытаемся, — сказал дядя Эверт. — Тебе нужно погреться и переодеться во что-нибудь сухое. Ты ведь не хочешь слечь с воспалением легких?
Дядя Эверт взял Штеффи за руку, поддерживал, когда она шагнула в лодку.
Там он помог ей снять промокшее пальто и надеть большой шерстяной свитер, лежавший под скамьей впереди. Поверх него — промасленное пальто ниже колен. Затем дядя Эверт постелил еще одно пальто на крышку трюма и свернул платок как подушку.
— Ложись, — сказал дядя Эверт. — И смотри все время на горизонт. Это поможет.
Он завел мотор и отчалил. Дождь хлестал по лицу Штеффи. Но тошнота не усиливалась, хотя лодочка ныряла глубоко на волнах. Она больше не мерзла. Тело словно онемело, и усталость овладела всеми мышцами. Штеффи закрыла глаза.
Проснулась она в своей кровати в мансарде. Кто-то снял с нее туфли и плащ. Но свитер все еще был на ней. От него пахло рыбой, маслом и дядей Эвертом.
За окном почти стемнело. Должно быть, она проспала довольно долго.
Штеффи осторожно попробовала сесть. Голова больше не кружилась. Ей хотелось есть.
На кухне тетя Марта готовила ужин.
— Так тоже можно доехать до дома, — вместо приветствия сказала она. — Когда Эверт принес тебя, я подумала, что случилось несчастье. Переоденься, ты ведь насквозь промокла.
— Можно мне сначала молока?
Тетя Марта кивнула.
— Согреть его?
Молоко пахло сладко и нежно. Штеффи вдохнула пар, исходивший из чашки, и сделала глоток. Приятное тепло растеклось из желудка по всему телу.
Тетя Марта затопила плиту. От жара в кухне запотели окна. Шум дождя смешивался с потрескиванием дров в печи и со слабым скребущим звуком, это тетя Марта чистила к ужину картошку. Вскоре все сели за стол: Штеффи, тетя Марта и дядя Эверт. Словно семья.
В воскресенье утром Штеффи навестила Веру, а после обеда она, тетя Марта и дядя Эверт пошли к тете Альме. Поскольку «Диана» не вышла за рыбой, дядя Сигурд, муж тети Альмы, тоже был дома. Пока четверо взрослых пили за столом кофе, Штеффи и Нелли поднялись в ее комнату.
— Штеффи, — сказала Нелли, — как ты думаешь, Бог любит маму с папой?
— Конечно, почему же нет? — ответила Штеффи.
Она чуть было не добавила:
"Если он вообще есть".
Май Карлсон не верила в Бога. Штеффи сомневалась. Во всяком случае, она ничего не сказала сестре.
— Ведь они не верят в Иисуса, — сказала Нелли. — Наверное, поэтому Бог не заботится о них? Потому что они… как это… отрицают его единородного сына?
— Кто тебе это внушил? — спросила Штеффи.
Сама Нелли не смогла бы додуматься до такого.
— Новый пастор, — ответила Нелли. — Он сказал, что евреи убили Иисуса, и за это Бог рассердился на них. Штеффи, а мы евреи, хоть нас и крестили?
Ее большие карие глаза заблестели, а нижняя губа задрожала.
— Да, — сказала Штеффи, — мы евреи. И в этом нет ничего постыдного. Мы не убивали Иисуса, ни мы с тобой, ни мама с папой, ни кто-либо другой, кого мы знаем. Это было две тысячи лет назад. И в этом нельзя винить тех, кто живет сейчас. Тысячу лет назад шведы были викингами, грабили и убивали людей повсюду, куда ни приходили. С таким же успехом можно было бы наказывать за это тех, кто сейчас живет в Швеции. Понимаешь? Ты не должна верить словам этого пастора.
— Это правда?
— Да.
— Подтверждаешь?
Штеффи подняла большой палец правой руки.
— Вот мое честное слово.
Нелли прикоснулась своим большим пальцем к пальцу сестры. У Штеффи стало легче на душе.
— Штеффи?
— Да?
— Я не хочу, чтобы ты жила в Гётеборге. Я хочу, чтобы ты была здесь.
— Но здесь я не могу учиться.
Нелли задумалась.
— А мне не разрешат жить с тобой в городе?
— Тебе там не понравится, — сказала Штеффи. — Ты бы скучала по тете Альме, малышам и своим друзьям. Здесь тебе лучше.