— Вы бы сейчас не рассуждали, а побеспокоились о сыне!

— О нем беспокоится Господь. Я слышал голос…

— Хорошо, барон. Я допускаю, что мой человек не убьет вашего сына. Но в таком случае, я это сделаю сам.

— Вы сделаете, — сразу же поверил генерал. — Продавшийся аристократ не имеет чести…

— О чести советую помолчать! — оборвал полковник. — Или вы забыли, кому служите?.. Но у нас недостаточно времени, чтобы вести дискуссии. Предлагаю обмен: ценности НСДП на жизнь сына.

— Томаса нельзя убивать, — иначе заговорил барон. — Он последний фон Вальдберг. После смерти жены я женился во второй раз… И долго не было детей. Потом Ингрид молилась в этом костеле и родился Томас, поздний ребенок. Последний. Два старших сына погибли… Вы же понимаете, князь, что значит последний?

— Что же вы его отправили в солдаты, барон?

— Я не хотел, всегда выступал против, но моя жена Ингрид… И сам Томас… Подросток имеет очень большую страсть и совсем малый разум. Точно как молодая женщина, как моя жена… И оба с повадками собак из бродячей стаи, готовы загрызть любого, даже самого крупного пса, который живет у хозяина. У меня была одна ночь, чтобы переубедить Томаса, взять его с собой и увезти из этого ада.

— Или принести в жертву, если не поедет?

— Да, я имел такие намерения, чтобы Господь увидел и остановил мою руку… Вы же знаете историю об Аврааме?

— А если бы не остановил?

— Тогда следует полагаться лишь на свою волю…

— Ситуация резко изменилась, барон. Вы в плену вместе с сыном. Вас я никогда не отпущу и в случае опасности — расстреляю. Но Томаса могу отпустить. Так подумайте о нем! Пока есть время!

— Буду молиться за него, — отрешенно сказал он. — Я полагаюсь лишь на высшую волю. Она гарантирует жизнь, вы гарантируете смерть.

— Молись, — разрешил Пронский и вышел из машины. — Даю тебе три минуты.

Сыромятнов сидел на земле, привалившись спиной к переднему бамперу. Павшая на грудь голова делала его похожим на спящего. Вселенский громовой грохот над городом прекратился, и почти разом умолкли зенитные батареи. Слышался лишь треск и гул близких пожаров да редкие взрывы бомб замедленного действия.

— Где этот пацан? — Пронский поставил старшину на ноги.

— Это не пацан, — проговорил тот пустым, бесцветным голосом. — Хотел сказать — не человек… От него исходит смрад, и еще улыбается — не убьешь… Или безумный, или…

— Что — или?..

— Вы взяли меня за… духовный опыт… А его мало, или нет совсем! Меня отец учил… А я не пойму, кто был передо мной — ангел или отродье сатанинское?..

— Где парень?

— Я отпустил… Нельзя, коль не уверен… Но он сам идет под нож…

— Ты понимаешь, что сделал?

— Что тут не понимать?.. Отпустил, а он не уходит, не убегает. Вон, сидит…

Только сейчас полковник заметил черную тень в двух метрах от старшины, эдакий комок, сидящий на корточках.

— На твое счастье не убегает, — капитан взял Томаса за великоватый мундир, потащил в машину.

Генерал встретил сына как ни в чем не бывало, разве что воскликнул трепетно:

— Где ты был, Томас? Я начал волноваться…

— Гулял по саду, с русским солдатом, — сказал гитлерюгенд. — Там цветут вишни…

— Чему ты улыбаешься?

— Мне весело!

— Где твои путы? Русский солдат развязал тебе руки и ноги?

— Да, разрезал ножом…

— Томас, тебе следует молиться за него…

— Я за него… обязательно помолюсь, папа. На кинжале…

— Барон, время молитв закончилось, — отрезал Пронский. — Или прощайтесь с сыном, или выполняйте мои команды.

— Выбор сделан! Да, да, мой выбор — продолжение рода фон Вальдбергов, — он пропустил голову сына сквозь кольцо связанных рук. — Готов выполнять команды, князь, если вы сейчас же отпустите сына.

— Его отпускали — не уходит!

— Почему ты не уходишь, Томас?

— Я хочу быть с тобой, мой отец. Они погубят тебя, а я не дам сделать это. Я вырву им сердца…

— О чем ты говоришь? Ты болен!

— Да… Со мной что-то произошло, когда мы вошли в разбитый костел… Помнишь, был звук пикирующего бомбардировщика?.. А потом темнота… Это упала бомба, да? И мы теперь на том свете?

— Нет, мы живы! Мы остались на этом свете и теперь не умрем!

— Но почему на этом свете так плохо? Война окончилась?

— Забудь, забудь, Томас! Для нас все окончилось, и это замечательно! Я желал, чтобы ты оставил заблуждения, и это случилось чудесным образом… Теперь сними форму вермахта и переоденься в цивильный костюм. Где-то со мной был чемоданчик с одеждой для тебя.

— Мне хочется быть с тобой, мой отец….

— Нельзя. Я пленный. Мне нужно идти в русский плен, чтобы спасти тебе жизнь. Так на войне случается… Переодевайся и уходи!