Шрифт:
Уверенный, что она потеряна навсегда, Харт опустился на колени. Тонкая ткань его брюк намокла от влажной травы. Черная сырая земля теперь сокроет ее от него навеки.
Она была такая сильная. Боролась с ним, боролась с собой. Она прокладывала себе путь через мир с безрассудной отвагой, презирая предрассудки светской морали, и она растопила холодное сердце герцога.
Теперь она ушла, а вместе с ней и возможная радость. А он остался с этим живым, бьющимся, чувствующим сердцем, но кому это теперь нужно?
Еще одна вспышка пламени вырвалась из груды обгорелого дерева и медленно плясала, поднимаясь все выше золотым снопом искр. Харт наблюдал этот полет, совершенный и свободный, и мир сомкнулся вокруг него. От густого дыма сдавило грудь.
Он попытался глубоко вздохнуть и не мог. Попытался снова, но воздух не поддавался, застревая в горле, пока он не запрокинул голову. Его горло открылось, и он больше не сдерживал слез.
Он не умел плакать, всегда боролся с этим проявлением слабости. Поэтому он стоял на коленях, тяжело дыша, смотрел на дымное небо и ждал, когда иссякнут слезы.
– Ваша светлость?
Он уронил голову.
– Ваша светлость. Женщина, миссис Смайт, очнулась.
Бесс. Конечно, ей нужна забота и внимание. Харт поднялся с колен, радуясь, что кучер не стал помогать ему.
Он услышал ее кашель, когда пересекал двор.
– Вы дали ей воды?
– Да, сэр.
Понимая, что нужно сделать, Харт остановился и посмотрел на то место, где был дом Эммы. Он оглядел его, стараясь запечатлеть эту картину в памяти, прежде чем снова двинуться к карете.
– Тогда мы можем ехать. Ей нужна забота и хорошая комната.
– Я присмотрю комнату, ваша светлость.
Харт сел в карету и занял место напротив сиденья, где устроили постель для Бесс.
– Бесс, вы слышите меня?
Он взял ее руки в свои и почувствовал легкое ответное пожатие.
– Бесс, вы знаете, что случилось?
– Пожар, – прохрипела она, и это слово вызвало новый приступ кашля. Слезы стекали из уголков ее прикрытых глаз.
– Да, пожар. Вы не пострадали, просто потеряли сознание от дыма. Мы перевезем вас в гостиницу, где вы отдохнете.
Ее рука еще крепче сжала его пальцы. Она старалась прочистить горло, но снова закашлялась.
– Мне очень жаль. Очень жаль, Бесс. Ваша госпожа…
Ее глаза открылись, яркие от страха.
– …она погибла в огне.
«Нет», – шевельнулись ее губы, хотя она не произнесла ни звука.
Харт был потрясен и жаждал согласиться, присоединить к ее неверию свое собственное. Но он должен был сказать ей правду, а не вселять глупую надежду.
– Мы все обыскали, Бесс. Ее больше нет.
Ее ногти впились в его кожу, а в глазах появилась паника. Она покачала головой, стараясь подняться.
– Успокойтесь. Не волнуйтесь так. – Наклонившись вперед, он прижал ее плечи к сиденью. Но она схватила его за запястье, не желая отпускать.
– Послушайте, – прохрипела она, – пожалуйста, послушайте.
– Да, конечно. – Карета дернулась, когда выехала с мягкой земли на дорогу.
– Она не… – Колеса заглушили ее слова, заставляя Харта склониться ниже. – Ее нет там. Мужчина…
– Что?
Она снова закашлялась, и странное, резкое напряжение сгустилось в груди Харта. Он заставил себя не торопить ее.
– Что вы сказали?
– Нет там… – проговорила Бесс. Она отпустила его запястье и прижала руку к горлу, словно это помогло ей выговорить слова: – Мужчина увез ее. Кто-то увез ее.
Его сердце замерло. Он молчал, не смея поверить.
– Вы это видели? – наконец проговорил он.
– Да. Я видела… он тащил ее.
– Кто?
– Не знаю. Но она… Она сказала: «Мэтью».
Его сердце вновь ожило, когда он поднял кулак к крыше. Он хотел повернуть назад к дому Эммы, но он не сможет догнать ее в карете. Он и так потерял целый день. Они, должно быть, проделали уже несколько миль.
– Стоп! – Харт открыл дверцу и высунулся. – Ларк! Мы должны вернуться в Уитби как можно скорее. Она не погибла. Ее увез с собой мужчина по имени Мэтью Бромли. Мы должны быть в Уитби до захода солнца и выяснить, видели ли их там.
– Слушаюсь, ваша светлость.
– Мне нужно, чтобы ты дал мне самую быструю из твоих лошадей. Я должен догнать ее.
– Конечно, сэр. Эй! – Он бросился к лошадям.
Харт чувствовал, как желание действовать пробудило в нем холодную ярость.
Она жива. Жива. И он найдет ее, и этот подонок пожалеет, что когда-то посмел произносить ее имя.