– Его больше нет, Джейми, – прошептал монах. – Слышишь? Уоллеса казнили.

Линдсею хотелось кричать от горя и ярости, но нечеловеческим усилием воли он заставил себя сдержаться и лишь кивнул в ответ.

– Уильям Уоллес, несчастная жертва подлого предательства, – печально покачал головой бенедиктинец, – упокой господь его душу. Его выследили и арестовали меньше месяца назад, Джейми.

– Знаю, – глухо ответил пришелец.

Кому, как не ему, знать об аресте Уоллеса? Сцена в лесу стояла у него перед глазами, словно все это произошло вчера.

– Известие о смерти Уилла пришло на днях, казнили же его двадцать третьего августа в Лондоне, обвинив на судилище в измене.

– В измене? Но это неправда! Он же никогда не присягал королю, Джон.

– Что верно, то верно, – согласился Джон Блэр. – Его обвинили в том, чего он никогда не совершал. Конечно, Уоллес крепко насолил англичанам, но такого ужасного наказания он не заслужил. Его вешали на виселице несколько раз, пока он не терял сознания. Он просил, чтобы ему дали послушать святые псалмы, а англичане… нет, язык не поворачивается дальше рассказывать о таком кощунстве, во всяком случае, здесь, в святом месте…

– Нет, продолжай… – со стоном произнес Линдсей.

Блэр наклонился к нему и принялся шепотом описывать звериную жестокость врагов, беспримерные страдания и мужество вождя повстанцев. Лицо Джеймса оставалось бесстрастным, но кровь в его жилах кипела от гнева, и сердце разрывалось от горя.

Подумать только, один меткий выстрел мог спасти Уоллеса от ужасных мучений! Но тогда, в лесу, Линдсей сомневался, боясь, что его долг перед другом только возрастет, а теперь этот долг уже никогда не вернуть… Слезы защипали Линдсею глаза, и он вздохнул всей грудью, чтобы не разрыдаться.

Монах продолжал рассказывать о новых ужасных подробностях, и Джеймс, заметив, что его руки, недавно сложенные молитвенным жестом, сжались в кулаки, перевел взгляд на свои. Они тоже были стиснуты так, что побелели костяшки пальцев. Душа Линдсея окончательно ожесточилась, словно ее последняя частица, которой были доступны любовь и милосердие, превратилась в камень, страшным грузом легший на сердце.

– Англичане сделали Уоллеса мучеником, – проговорил он сдавленным голосом.

– Да. Его трагическая кончина всколыхнет народ и с новой силой разожжет угасающее пламя борьбы за свободу, хотя Эдуард рассчитывает на обратное.

– Джон, твое место в наших рядах, возвращайся в Эттрикский лес.

– Теперь роль мятежного изгнанника не для меня, – ответил монах. – Я вернулся в Данфермлайн, чтобы увековечить на пергаменте великие деяния Уоллеса. Люди должны знать о нем правду.

– Ты можешь это сделать и в лесу, ты не создан для монашеского смирения.

– Как и ты, Джейми, – взглянув на него, напомнил Блэр. – Много лет назад ты покинул наш орден, чтобы бороться за победу Шотландии, и получил рыцарское звание за бранные подвиги, пока я принимал монашеские обеты.

– Но потом мы оба оказались среди вольных лесных разбойников… Послушай, Джон, возвращайся, нам нужны твои сильные руки, искусно владеющие оружием, твой ум и здравый смысл.

– Среди твоих товарищей немало таких, кто может с успехом меня заменить.

– Теперь уже мало, Джон, очень мало. Ты же слышал, что говорят люди.

– Да, – нахмурился Блэр, – ходят слухи, что за тобой снова охотятся, на сей раз из мести. И еще, что Уоллеса якобы предали сами горцы: будто лорд Ментейт послал своих солдат схватить его и отвести в тюрьму. Правда, других предателей не упоминают.

– Нет, кое про кого все-таки говорят, – осторожно возразил Джеймс.

– Ты имеешь в виду Роберта Брюса, графа Каррика? Сомневаюсь, что он причастен. Конечно, Роберт относится к английскому королю с почтением, но в душе он полностью на нашей стороне.

– Нет, я говорю не о Брюсе, – ответил Линдсей. – Он и вправду всей душой на нашей стороне, и не так давно я еще раз имел случай убедиться в его преданности Шотландии.

– Хвала господу, он услышал мои молитвы! – пробормотал Блэр. – Ведь Брюс единственный, кто может повести за собой наш народ.

Джеймс согласно кивнул, но не спешил продолжить разговор: он явно хотел о чем-то рассказать другу, но колебался. В часовне воцарилась тишина.

– Видишь ли, Джон, – наконец решился он, – поговаривают, что Уильяма Уоллеса предал… сэр Джеймс Линдсей из Уайлдшоу.

– Святые угодники! – изумился монах. – Кому пришла в голову такая чушь?

– Так говорят люди, – мрачно ответил Линдсей. – Поэтому теперь былые сторонники преследуют меня, как и англичане.

– Но это бессовестная ложь! Ты любил Уилла и не мог его предать!