–  Никогда не думал, что придется держать в руках настоящего покемона!
– фыркнул программист, отбрасывая крыску обратно в траву.

То ли Иван Дураков промахнулся и кинул крысу слишком далеко, то ли это было обычным стечением обстоятельств, но из кустов вдруг выскочил давешний мальчуган в зеленом костюмчике. Впившись ему в лицо всеми своими когтями, висела фиолетовая крыса и крутила хвостом.

–  Бежим, - сквозь зубы процедил Санджи, и мы кинулись наутек по дороге, изредка оглядываясь.

Лишь мальчуган опять остался стоять посреди дороги, вопрошая, почему его никто не любит. Он провел пальцем по самой глубокой из царапин и расплакался. И только фиолетовая крыса скакала вокруг него, дружелюбно махая хвостиком.

Долго ли коротко ли мчались мы от обычного школьника из Джутто, но вскоре дорожка привела нас в город. Поселение сие скорее походило на средневековую деревеньку: маленькие, словно игрушечные домики из желтого кирпича, красные черепичные крыши, черные окошки со ставенками… словно это не Ниххония, а мирок-иллюстрация к немецкой или французской сказке. Только по мощеным серой плиткой улочкам катались на велосипедах одетые по-современному детишки, под ногами у них крутились мелкие кармамоны, коих ни Иван Дураков, ни тем более я не различали по видам и названиям. Кошки, крыски, собачки, зайчики и прочие милейшие зверушки радостно пищали, когда малолетние хозяева забавлялись с ними. Да и взрослые тоже не гнушались помощью замысловатых зверей. Одна женщина развешивала простыни на веревке, а таз ей держала розовая обезьянка с большими ушами. Мужчина, прошедший мимо нашей компании, совершенно не боялся, что у него на плече восседал зелененький паучок размером с ладонь. В фонтанах резвились маленькие зайчата и черепашки. Впрочем, город проживал очередной славный день.

Синеволосый парень лет восемнадцати шел под ручку с грудастой фигуристой девицей. Эта парочка, одетая в форменную белую одежду с буквами 'С' на груди, была явно в хорошем настроении. То один, то другой тыкали пальцами в сторону детишек и злорадно хихикали над увиденными кармамонами.

–  О, зырь, Ника, лысый карматренер!
– ржал парень тыкая пальцем в мою сторону.

Злость сама вырвалась наружу, и я стиснул зубы, а щеки загорелись, словно от стыда. Хихиканье за спиной не стихало, и я, сжав кулаки, бросился прочь.

–  Слушайте, вы, - нахально крикнул гогочущим взрослым Иван, обернувшись, - мы вам покажем Кузькину мать!

–  Бугага, - рассмеялась девица, пряча белоснежную улыбку под малиновой косой, - молокососы, да у вас и кармамонов-то нет!

Она развернулась на каблуках и пошла прочь, таща за локоть своего нахального спутника. Только у Ивана осталось чувство, что этих двоих он когда-то видел.

–  Команда Комета, - прокомментировал Санджи, - преступная организация кармамира.

–  А почему они взрослые, а нам приходится… вот так?!
– не скрывал своей досады я.

–  Потому что они родились и повзрослели тут, а мы - пришельцы, - иного объяснения у Кисы не нашлось.
– Но не забывайте, мальчики, что ваше образование никуда не делось. Внешне вам десять, а в мозгу кому-то двадцать три, а кому-то и три тыся…

Я среагировал мгновенно, и вскоре моя пятерня уже закрывала рот болтливому наместнику. А над левым моим виском пульсировал красный крестик, о котором Киса объяснил чуть позже: знак ярости.

–  Да встретится вам Апоп на пути, - буркнул я вслед хохочущим преступникам, желая им куда более худших напастей.

На все расспросы Санджи о новом ругательстве пришлось отвечать односложно и намекать на то, что рассказ об Апопе и том, чем чревата встреча с этим товарищем, придется отложить на потом, а пока надо срочно найти лабораторию профессора Лиственницы и провести допрос свидетелей.

Насколько я помню наши разговоры, именно профессор с какой-нибудь древесной фамилией выдает начинающим карманникам их первых подопытных зверушек и лицензии.

Лабораторию найти труда не составило. Тут и детективом быть не нужно, чтобы понять, что домик на высоком холме, располагающийся за городом, и есть обиталище профессора. Как и любой уважающий себя исследователь, ученый предпочитал отшельническое существование шумной жизни.

Раскидистые дубы, чем-то напомнившие хранилище для смерти Кощея из Лесоморья, закрывали большие окна, лишая помещение всяческого света извне. В надежде, что после смерти профессора помещение не пустовало, мы смело постучались в тяжелую железную дверь, и только через несколько минут она отворилась.

На пороге никого не было. Даже робота или кармамона-дворецкого. Перед нами простирался длинный коридор, отделанный железными листами и освещенный лампами дневного света.

–  Словно в 'Матрице', - фыркнул Ваня, ступая на железный пол.
– Эй, есть тут кто-нибудь?

Его голос, эхом отразившись от металлических стен, словно по трубе, понесся вдаль. А мальчишки решили, что отступать некуда, надо идти вперед.

Короткий коридор закончился просторной комнатой, тоже отделанной железными пластинами вместо обоев. Чем-то она напоминала лабораторию Санджи Киномото. Однако в отличие от кабинета наместника, здешняя техника была разработана исключительно под кармашарики.

В громадном шкафу, напомнившем нам с Иваном кофе-автомат из аэропорта, на центральной панели висело, помигивая красным, шесть мячиков. Рядом стоял игровой автомат, за стеклянной дверью которого находился бежевый кот с алмазом во лбу. А за железным столом рядом с этим автоматом и сидел невысокий старичок в белоснежном халате. Рядом с собой он держал коробку, откуда торчали устройства, похожие на карманные компьютеры и смартфоны с гласом бога. Только они были очень яркими - красными, салатными и пурпурными, с большими желтыми кнопками, словно разработали их для слепых или туго соображающих.