Шрифт:
– Мы скоро дадим тебе новый.
– Буду рад.
– Давай я вытащу тебя из этого дурдома. Обезьяны из прессы уже стучат по прутьям, так что здесь скоро станет жарко.
– Спасибо, сэр. Я выстрелил…
Таннино поднял руку:
– Не сейчас. Ты знаешь правила. Дашь показания один раз, в письменном виде. Ты сделал свою работу, и сделал ее хорошо. А теперь позаботимся о твоей защите. – Он подал Тиму руку: – Пошли.
Комната была маленькой, а свет – до боли ярким. Тим поерзал на столе, и плотная бумага под ним сморщилась. Медведя и остальных полицейских тоже отвезли в служебную больницу и поместили в отдельные палаты.
Раздался вежливый стук в дверь, и показался Таннино.
– Рэкли, – он внимательно посмотрел на Тима темно-карими глазами. – Доктор сказал, что ты отказался от успокоительного. Почему?
– Меня не нужно успокаивать.
– Психологи готовы к работе. Они всегда рядом, могут поговорить с тобой, с другими ребятами, с кем захочешь.
– Я могу и сам справиться.
– Можешь. Но вдруг тебе это будет нужно.
– У меня не было выбора. Я действовал по инструкции. Они пытались меня убить – я их честно пристрелил, – Тим облизнул губы. – Есть другие вещи, которые меня волнуют. Семейные проблемы.
– Об этом я тоже хотел с тобой поговорить. И о твоей дочери. Знаешь, есть парень, который специализируется на таких вещах. Высококвалифицированный психоаналитик из Калифорнийского университета Лос-Анджелеса…
– Уильям Рейнер.
– Его услуги стоят дорого, но я уверен, что мог бы убедить администрацию…
– Спасибо, мы как-нибудь сами.
– Ладно. Как вы справляетесь?
Тим сжал губы, потом разжал:
– Никак.
Таннино откашлялся и сказал, глядя в пол:
– Я так и думал.
– Нельзя ли…
– Что, сынок?
– Нельзя ли поручить одному из наших парней покопаться в деле моей дочери? Детективы шерифа, которые им занимаются, не… – он запнулся, стараясь не смотреть Таннино в глаза.
– Мы не можем использовать своих людей для решения личных проблем, Рэкли. Ты прекрасно об этом знаешь.
– Да, знаю. Простите. Я могу идти?
– Я хочу, чтобы ты побольше пообщался со СМИ. Три трупа, стрельба в общественном месте – это будет настоящий цирк. Нам нужно все грамотно сделать. Твой адвокат уже едет. Он подскажет, что говорить.
– Хорошо. Спасибо.
– Мне жаль, что поднялась такая шумиха. Даже правильный поступок легко смешать с грязью. Но мы тебя прикроем.
Когда Тим вернулся домой, Дрей лежала в темной гостиной, свернувшись калачиком на диване. Шторы были задернуты – так же, как и утром, когда Тим уходил, и он подумал, открывала она их сегодня вообще или нет. На ней были рваные джинсы и старая водолазка, и, судя по виду, она даже не принимала душ. Рядом с ней стояла чашка с недоеденной кашей, рядом валялись две перевернутые банки из-под кока-колы.
Тим не мог разобрать, спит она или нет, – для этого было слишком темно, но он чувствовал, что она его слышит. Он взглянул на часы на видеоплеере – почти одиннадцать:
– Извини, что так поздно. Я…
– Я знаю. Я смотрела новости. Думаю, ты мог бы найти телефон и позвонить.
– Так сложилось.
Дрей с усилием приподнялась на локтях, и теперь можно было разглядеть ее лицо:
– Как все было?
Он рассказал. Она слушала, задумчиво хмурясь, а затем сказала:
– Иди сюда.
Тим пересек комнату и подошел к ней. Она подвинулась, освобождая место. Ее тело было напряженным и теплым. В прошлом месяце она много тренировалась, и теперь трицепсы выступали на ее руках, как два желвака. Она взъерошила его волосы, потом прижала его голову к своей груди. Тим не стал сопротивляться.
Через несколько минут он поднял голову и поцеловал ее. Они отстранились друг от друга на мгновение, потом снова поцеловались.
Дрей откинула волосы с его лба, пробежала пальцем по тонкому шраму у корней волос, который появился у Тима после того, как под Кандагаром он получил удар прикладом ружья. Он зачесывал волосы на правую сторону, чтобы скрыть шрам; только Дрей могла смотреть на него, не вызывая у Тима чувства неловкости.
– Может быть, мы могли бы, ну, не знаю, например, пойти в спальню? – сказала она.
– Ты пытаешься меня соблазнить?
– Вроде того.
Тим встал и, склонившись над ней, просунул руки под ее плечи и колени. Она издала какой-то странный смешок и обвила его руками за шею. Он притворился, что ему тяжело, застонал и уронил ее обратно на диван:
– Тебе не мешало бы похудеть.
Он хотел пошутить, но вышло грубо. Улыбка на ее лице погасла. Тим опустился на корточки и обхватил ее лицо ладонями, чтобы она могла прочесть в его глазах угрызения совести.