Хьюм повернулся к детективу, который привел женщину:

— Что произошло, Пайк?

Детектив усмехнулся:

— Она вошла через парадную дверь как ни в чем не бывало, а увидев ребят и свет, изобразила удивление и спросила: «Что тут творится?» — «Вам лучше войти, Фанни, — ответил я. — Окружной прокурор вас ищет».

— Она пыталась улизнуть?

— Опомнитесь, Хьюм, — резко сказала Фанни Кайзер. — Чего ради мне убегать? И я все еще жду объяснений.

— Ладно. — Хьюм кивнул детективу, и тот вышел. — Полагаю, Фанни, вы расскажете мне, почему явились сюда?

— А вам что до этого?

— Вы пришли повидать сенатора, не так ли?

Она стряхнула пепел с кончика сигары.

— А вы думали, президента? Разве закон запрещает ходить в гости?

— Нет, — улыбнулся Хьюм. — Так вы не знаете, что случилось с вашим другом сенатором?

Сердито сверкнув глазами, она вытащила сигару изо рта.

— Конечно нет! Я бы не спрашивала, если бы знала. Что с ним стряслось?

— Все дело в том, Фанни, — дружелюбно ответил Хьюм, — что сенатор сегодня вечером покинул этот мир.

— Слушайте, Хьюм, чего вы к ней прицепились? — запротестовал Кеньон. — Фанни не…

— Так он мертв… — медленно произнесла Фанни Кайзер. — Ну-ну. Сегодня здесь, а завтра там. Просто так взял и откинул копыта.

Она не старалась выглядеть удивленной. Но я заметила, как напряглись мышцы ее рта, а глаза настороженно прищурились.

— Нет, Фанни. Он не откинул копыта просто так.

— Самоубийство?

— Нет. Убийство.

— О! — воскликнула женщина.

Я знала, что, несмотря на ее спокойствие, она ожидала и боялась этого.

— Итак, Фанни, — любезно продолжал окружной прокурор, — вы понимаете, почему нам приходится задавать вопросы. У вас сегодня вечером было назначено свидание с Фосеттом?

— Свидание? — рассеянно переспросила Фанни Кайзер. — Нет, я просто заглянула. Он не знал, что я приду…

Она с внезапной решимостью пожала широкими плечами и бросила сигару в камин — через плечо и не глядя, отметила я. Следовательно, леди была хорошо знакома с кабинетом сенатора Фосетта. Отец тоже явно это заметил.

— Вот что, — обратилась женщина к Хьюму. — Я знаю, что вертится у вас в башке. Вы славный парень, но не шейте ничего малютке Фанни Кайзер. Стала бы я вот так приходить сюда, если бы имела отношение к убийству? Так что отвяжитесь. Я ухожу.

Она демонстративно шагнула к двери.

— Одну минутку, Фанни, — сказал Хьюм, не двигаясь с места.

Женщина остановилась.

— Зачем делать поспешные выводы? Я ни в чем вас не обвиняю. Но мне хочется знать, что за дело намечалось у вас с Фосеттом этим вечером.

— Я сказала, отвяжитесь.

— Вы ведете себя очень глупо, Фанни.

Она усмехнулась как горгулья и бросила странно насмешливый взгляд на Руфуса Коттона, который держался на заднем плане с жуткой улыбкой на лице.

— Я леди, у которой много деловых связей, понятно? Вы бы удивились, узнав, сколько у меня друзей среди важных шишек этого города. Если хотите пришить мне что-то, мистер Хьюм, то запомните: моим клиентам может не понравиться реклама такого сорта, и они наступят на вас вот так… — Она злобно топнула по ковру правой ногой.

Хьюм покраснел и внезапно сунул женщине под нос письмо, которое сенатор Фосетт написал ей — пятое из стопки на столе.

Фанни Кайзер прочитала краткую записку не моргнув глазом, но под маской хладнокровия я ощущала панику. От послания, выдержанного в загадочных терминах, но явно предполагающего весьма близкие отношения, было не так легко отмахнуться.

— Как насчет этого? — холодно осведомился Хьюм. — Кто такая Мейзи? Что за таинственные телефонные разговоры, по мнению сенатора, могли прослушиваться? Кого он подразумевал под «другом X.»?

— Вы сами умеете читать, мистер. — Ее взгляд был ледяным.

Когда Кеньон с комичным беспокойством на лице отвел Хьюма в сторону и что-то настойчиво ему зашептал, я сразу поняла, что окружной прокурор сделал тактическую ошибку, показав Фанни Кайзер письмо сенатора. Теперь она была вооружена знанием и готова к отпору. Покуда Хьюм слушал протесты Кеньона, женщина вскинула голову, холодно посмотрела на Руфуса Коттона и, сдвинув брови, вышла из кабинета.

Хьюм не стал ей препятствовать. Он выглядел сердитым и беспомощным. Кратко кивнув Кеньону, он повернулся к отцу: