Шрифт:
– Стол надо продать, – объяснял папуля. – Гляди, чего придумал. Вот от подоконника сделаю большую откидную доску. Захотели кушать – раз! – подняли, закрепили, и готово. Поели – опустили.
Я с уважением поглядела на него. Действительно, удобно.
– Одобряешь? – обрадовался папенька. – Еще не то могу, говорил же, что пригожусь!
С удвоенным усердием он взялся за стамеску. Я вошла в большую комнату и рухнула в кресло.
Ей-богу, скоро вообще не захочу являться домой, мне тут просто нет места. В гостиной у окна стоит мольберт. По стенам, тут и там, развешаны бесконечные пейзажи и натюрморты. Страшно довольная Верочка изо всех сил малюет новый экспонат для “картинной галереи”. Незачем даже и интересоваться, вспомнила ли она что-нибудь о себе. Естественно, нет. Основные надежды, честно говоря, я возлагала на фотографии Стаса Рагозина. Но девушка повертела снимки, сделанные в фотоавтомате, и буркнула:
– На актера похож, вчера в сериале показывали.
Потерявшая память женщина совершенно освоилась у нас, и ей тут безумно нравится. Прижилась и Кристина. Бегает в школу, выводит гулять Дюшку… Сейчас девочка самозабвенно нянчила котенка Клеопатры, заворачивая его в полотенце. Странное дело, но кошка позволяет ей делать с детенышем все, что заблагорассудится, а меня не подпускает ближе чем на два метра. Причем сейчас Кристя валяется на моем диване, а на кровати мирно читает газеты Тамара. Наша квартира с каждым днем все больше напоминает терем-теремок, не хватает только медведя, чтобы пришел, сел сверху и раздавил…
В эту секунду кто-то бешено забарабанил в дверь. “А вот и Топтыгин явился, – подумала я, поглубже вжимаясь в кресло. – Интересно, кто приехал к нам навеки поселиться в этот раз?”
Но в комнату влетела Аня.
– Вилка, Томка, – заорала она, – все, умирает! Мы, привычные к ее почти ежедневным истерикам, даже не вздрогнули.
– Зачем в дверь ногой бить? – недовольно сказала я, – Обивку порвешь, звонок есть. – Нету, – всхлипывала Алька, – нету.
Недоумевая, куда он подевался, я выглянула на лестничную клетку и обнаружила, что кнопки, приделанной у входа, действительно нет.
– Что на этот раз? – поинтересовалась Тамара, выходя из спальни. – Извини, чаю не дадим, ремонт у нас на кухне.
– Какой чай! – взвыла Аня. – У меня ребенок умирает!
– Он у тебя каждый день по три раза умирает, – возразила я. – Хоть бы из суеверия побоялась скандалы устраивать, вдруг, и впрямь чего случится…
– У вас каменные сердца, поросшие шерстью, – взвизгнула Аня. – Зачем только я сочувствия здесь ищу!
Она с обиженным видом застыла посередине комнаты. Я возликовала в душе. Слава богу, сейчас соседка оскорбится и уйдет, а мы преспокойненько уляжемся спать. Но Анна плюхнулась на диван и противно зарыдала.
– Знаешь, Нюша, – предприняла я еще одну попытку привести бабу в разум, – ты не права.
– В чем? – всхлипнула Аня.
– На булыжниках не растет ничего живого. Так что наши сердца либо сделаны из гранита, либо покрыты шерстью. Но скажи, где ты видела камни в шубах?
– Что случилось? – устало спросила Тамара. – Объясни нормально: сыпь, температура, понос…
– Машка съела стакан!
– Какой? – глупо спросила я.
– Стеклянный, откусила кусок! Не говоря ни слова, мы с Томусей понеслись в Анькину квартиру. Какой ужас, ребенок проглотил стекло, а мы столько времени потеряли зря на дурацкие разговоры.
У Ани в комнате и на кухне царит идеальный порядок, не то что у нас. Честно говоря, я удивляюсь, когда она успевает, имея на руках невероятно шкодливую и активную Машку, мыть квартиру до блеска, печь бесконечные пирожки и наглаживать детские костюмчики. При этом учтите, что Анин муж работает сменами и его никогда не бывает дома, а добрых бабушек или тетушек у соседки нет.
Мы влетели в безукоризненно чистое помещение и уставились на сидящую в высоком стульчике Машку.
– Вика, – сказал та, тыча в меня пальцем, – Вика кака.
Не обращая внимания на Машкино хамство, я выкрикнула:
– Где стакан?
Сзади напряженно дышали Тамара, Кристя, Верочка и папенька, сжимавший в руке стамеску.
– Вот, – всхлипнула Аня, тыча пальцем в мойку.
Я поглядела в раковину. Да, дело плохо. На красной пластмассовой сеточке стоял стакан, самый простой, тонкий, с полосочками сверху. Один край отсутствовал. Я залезла к Машке в рот, но не обнаружила ничего, кроме языка, похожего на кусочек качественной “Докторской” колбасы.
– Надо вызывать врача.
Аня вновь зашлась в рыданиях, и Томуся открыла холодильник, чтобы накапать ей валокордин.
"Скорая” прибыла мгновенно, словно машина стояла во дворе и ждала именно нашего звонка. Довольно пожилая грузная женщина втащила железный ящик и профессионально вежливо, но отстранение поинтересовалась:
– На что жалуемся?
Ей были продемонстрированы стакан и страшно веселая Машка.
– Умрет, ой, умрет! – взвизгнула Аня.
– Прекратите немедленно, – вышла из себя врачиха, поставила ящик на стол, сделала шаг назад и дико заорала.