– Ничего, – спокойно сказала я, – адрес ты им наш сообщила?

Ириша кивнула.

– Вот и чудесно, – вступила в разговор Томочка, – можешь ложиться в кровать, Костика устроим рядом…

– Можно мне его сейчас забрать? – прошептала Ира.

– Конечно, – улыбнулась Томуся, – он твой.

Иришка ринулась в спальню, но на пороге затормозила:

– Погодите, а деньги?

– Какие? – поинтересовалась я.

– Триста долларов! Ну те, за Костика!

Подруга вздохнула:

– Мы тебе его дарим, просто так.

Внезапно Ирина побледнела и беззвучно съехала на пол.

Сначала нам показалось, что женщина потеряла сознание, но потом я поняла: Ирина плачет.

Вечером, вернее ночью, я ворочалась в кровати с боку на бок. Сон не шел, в голове крутились самые разные мысли. Костику будет хорошо у Ирины, завтра днем Тома съездит в родильный дом и возьмет необходимые справки. Только бы девчонка, родившая мальчика, не заявилась к нам и не потребовала отдать ей сына. Хотя – не отдадим и точка, пусть попробует! Может, это и незаконно, но что за судьба ждет мальчика у матери-алкоголички? А в Волгограде он получит полноценную семью.

Неожиданно мысли перекинулись на другой объект.

Однако как странно. Ну зачем Ольге Леонидовне, вполне обеспеченной даме, самой мыть окна? К тому же, у нее есть домработница… Неужели наемная сила не могла протереть стекла?

Однако в смерти Зверевой есть еще много непонятного. Скажите, вы когда-нибудь сами протирали стекла? Я делала генеральную уборку принадлежавшей нам с Тамарой хрущобы два раза в год: на Пасху и к первому сентября. Естественно, тогда же мыла и окна. И как всякая хозяйка знаю несколько простых правил. Первое: никогда не следует наносить на стекла воду, в которой разведен стиральный порошок, да еще в такой концентрации. Над пластмассовым тазиком в квартире Зверевой стояла пышная шапка белых пузырьков. Подобный раствор потом не смыть никакими силами. К тому же сейчас в продаже полно средств, облегчающих нелегкий труд стеклопротирщицы: от дорогих – «Алиса» и «Мистер Мускул» – до копеечной отечественной «Хозяюшки».

Второе. Никогда нельзя заниматься этой утомительной процедурой, если солнце бьет прямо в глаза: на стекле останутся полосы. И уж совершенно противопоказано делать это вечером, при электрическом освещении: ни за что не протрешь окошечко до блеска.

И третье. Ни в коем случае не становись на подоконник босыми ногами.

Ольга Леонидовна нарушила все прописные истины, что вызвало мое искреннее недоумение. Ладно бы идея навести порядок принадлежала ее дочери Алисе. Неопытная девушка-белоручка, выросшая в доме, где чужие руки застилают кровати, подают еду и моют посуду… Откуда ей знать, как обращаться с окнами? Но Ольга Зверева? Валя говорила, будто баба разбогатела всего лишь лет пять тому назад. Неужели она дожила до сорока с лишним лет и ни разу не мыла окна? Да быть этого не может! Но главное – это почему все-таки взялась сама за тяжелую и грязную работу?

Я встала с кровати и распахнула окно. На улице моросил теплый дождик. Хотя, может, и ничего странного. Есть у нас с Томочкой хорошая подруга, отличный хирург и великолепная хозяйка Оксана. Зарабатывает она хорошо, больные записываются к ней в очередь и, естественно, благодарят после удачно проведенных операций. Оксанка вполне может отдать сто долларов тетке, которая избавит ее от мытья сортира и чистки ковров. Но наш хирург предпочитает лично носиться с пылесосом по квартире, а на все мои вопросы отвечает:

– Никто все равно не уберет так, как я. И не приготовит!

Насчет готовки, это точно! Вспомнив парочку изумительных блюд, которыми Ксюша потчует гостей, я вздохнула и тихонечко, стараясь громко не шлепать тапками, поползла на кухню. Сделаю себе пару бутербродов! Может быть, Ольга Леонидовна обожала мыть стекла и не доверяла это священнодействие прислуге?..

Сжевав хлебцы с сыром и колбасой, я села возле стола и принялась вертеть в руках сахарницу. Так, если предположить, что некто, инсценировав несчастный случай, помог бедной Зверевой совершить последний в жизни прыжок, значит… Значит, я иду по правильному следу. Не зря видеокассета с записью операции хранилась у несчастной Полины в таком странном для подобной вещи месте, как сливной бачок. Ох, делают в этой клинике нечто такое, что стоило жизни двум людям: Зверевой и Полине. И вообще, как они связаны между собой.

В этот момент сахарница выпрыгнула у меня из рук и шлепнулась на пол. Раздалось тихое «блям», керамическая плошечка распалась на несколько неаккуратных кусков. На шум прибежали Дюшка, Клеопатра и Сыночек. Любопытные киски уселись на буфете и принялись с интересом разглядывать, как я заметаю остатки симпатичненькой вещички на красный совок. Дюшка радостно трясла хвостом: столько сахара и весь на полу!

– Ну уж нет, моя дорогая, – пробормотала я, – этот сладкий взрыв пролетит мимо тебя. Собакам нельзя столько сладкого, и потом там могут находиться очень мелкие осколки…

Взрыв! Сахар, ставший из белого сероватым, ссыпался вновь на пол, но я не заметила, что опустила руку с совком вниз. Взрыв произошел в тот момент, когда Полина села в машину ярко-красного цвета, припаркованную возле гастронома на Петровке. И случился этот ужас буквально в двух шагах от челюстно-лицевой клиники. Она расположена во дворе этого магазина.

Ровно в девять утра я вошла в дверь больницы. Безукоризненно вежливый секьюрити почти ласково спросил: