– И женщине тоже? – покраснел Митя.

– Да, – кивнула Аня, – смотри, Митенька, мы на тебя надеемся.

Митя – человек слова, поэтому, получив диплом врача, он поехал в Змеиную Горку и выполнил просьбу тех, кого теперь считал единственной родней. Папки он положил на книжные полки и стал ждать падения большевиков.

Но шли годы, а коммунистический режим не собирался рушиться, Митя с тоской понял: варвары пришли навсегда.

Аня и Андрей пропали, от них многие годы не было ни слуху ни духу, потом началась Отечественная война. Митя ухитрился сберечь бумаги во время всех пертурбаций, он не обзавелся семьей, жил с тремя собаками, считался лучшим врачом в округе и был по-своему счастлив. Доверенные ему документы он хранил по велению сердца, потому что умом хорошо понимал: Ани и Андрея Глебкиных, или, как их теперь звали, Сары и Льва Кацман, на свете уже нет. Митя исправно ходил два раза в месяц к склепу, чистил памятник, ставил свечи и молился за упокой всех горячо любимых им Глебкиных.

Но потом случилось невероятное. Душным июньским вечером к нему постучали в окно. Несмотря на то, что неподалеку от Змеиной Горки разросся городок, где имелась больница, местное население с каждой болячкой ломилось к Мите, вернее, Дмитрию Дмитриевичу. «Митрыч, – колотил народ в избу, – помоги, жена рожает». Митя брал чемоданчик и шел на зов, поэтому стук в окно его не удивил, не поразила и незнакомая женщина, стоявшая на пороге. К опытному врачу приходили со всей округи.

– Что стряслось? – деловито осведомился Митя. – Рожаем или другая напасть? Говорите четко, я должен взять все нужное.

– Меня зовут Сирена Львовна Кацман, – тихо произнесла женщина, – я дочь Сары Кацман, впрочем, вы знаете ее под именем Ани Глебкиной.

У Мити закололо в висках.

– Входите, – велел он.

Сирена Львовна вошла в избу и сказала:

– Мама велела вам печать показать.

Не успел Митя опомниться, как нежданная гостья сняла юбку.

– Мама жива, – вдруг сказала она, – шлет вам привет.

– Аня? – воскликнул Митя.

– Да, – кивнула Сирена, – отец скончался. Я вам все расскажу.

Митя испытал приступ всепоглощающей радости. Дождался! Анечка жива! Господи, вот счастье.

Неожиданно старик замолчал.

– Дальше-то что было, – торопил его заинтригованный Антон, – почему бумаги у вас остались? Почему Сирена Львовна их не забрала?

Только что бодро описывающий события Митрич начал нечленораздельно бубнить:

– Так времена были коммунистические, страшные, в дворянском происхождении не признавались, вот и остались у меня документы, да-с, храню их для Анечки и дочери ее, Сиреночки, имя-то ей в честь матери Андрюши дали.

– И вы больше никогда не видели Аню? – воскликнул Антон, которого история потрясла до глубины души.

Митрич закашлялся.

– Приезжала она ко мне, – наконец вымолвил он, – раза два-три в год являлась, на могилках плакала, меня благодарила.

– Она же вдовой была?

– Да, умер Андрюша, друг мой сердечный.

– Почему же вы не поженились?

Митрич вскинул на Антона неожиданно яркие, совсем не поблекшие от времени глаза.

– Аня Андрея и после его кончины любила, меня же братом считала, я и не предлагал ей супружество. Жизнь наша так сложилась, переехало ее колесом, измяло. Ты, парень, вот что… Сделай мне доброе дело. Старый я совсем стал, ума не растерял, а телом слаб. Есть у меня адрес Сирены, только мне не доехать. Окажи божескую милость, поезжай к ней, денег на дорогу я тебе дам… Скажи… пусть заберет все да перепрячет. Не ровен час, я умру, а вороны уже тут, кружат, в стаю сбиваются…

Антон с жалостью покосился на Митрича, похоже, все-таки у него беда с головой. Какие вороны, при чем тут стая?

Но Митрич мгновенно понял мысли Крокова.

– Я еще не выжил из ума, – сердито сказал он, – помнишь, говорил тебе про Павла, брата Ивана Сергеевича, ирода, который своих же убил? К большевикам он подался, до больших вершин дослужился, посты высокие занимал. Уж не знаю, как ему удалось дворянское происхождение скрыть… Слава богу, ко мне он не наезжал. Небось не догадался, что семейная история в двух шагах от пепелища спрятана. Впрочем, меня он лишь ребенком видел. А вот теперь хочет все отнять, приезжали…

– Господь с вами, – замахал руками Антон, – он же не Вечный Жид! Сколько лет Павлу? Двести? Умер давно ваш враг.

– Ясное дело, преставился, – сердито заявил Митрич, – а вот семя его гадючье сюда заявилась.

– Да ну?

– Вот тебе и ну, – рассердился старый доктор, – прихожу в склеп, смотрю, чужая бабенка тряпкой по надгробию елозит…

Естественно, Митрич устроил ей допрос с пристрастием, но она не испугалась, а спокойно заявила:

– Тут мои кровные родственники похоронены, близкие люди, прабабка, прадед и другие. Отца моего Дмитрием звали, деда Павлом Сергеевичем, я же Лариса Дмитриевна Глебкина, прямой потомок древнего рода. Теперь свое происхождение, слава богу, можно не скрывать.

В первый момент Митя испытал огромное желание выгнать вон ту, в чьих жилах течет кровь убийцы Ивана Сергеевича и его жены, но потом, сделав над собой огромное усилие, он спросил:

– Откуда же вы узнали про склеп? Неужто ваш дедушка жив?

– Павел Сергеевич давно умер, – ответила Лариса, – я с ним и знакома никогда не была, а о семейной могиле мне рассказала Сирена Львовна, мы с ней, похоже, одни из Глебкиных остались. Хотя, по сути, только я фамилию сохранила. Родители Сирены-то испугались и взяли фамилию Кацман.