Взгляд вниз и по сторонам.

Под ним — опустошенная дотла земля.

Вокруг — непроницаемо черная масса, отступившая от попавшего в нее человека в Шлеме шага на три во все стороны, глубиной, ему по колено. Масса колыхалась, как студень, вздымаясь по краям,— создавалось впечатление, что она тужится сомкнуться вновь, восстановить свою разорванную ткань, но что-то препятствует ей.

Конан стоял на расставленных широко ногах, спиной к уходящей к небу стене, изготовив к бою меч. Взгляд его бежал по поверхности порожденной потусторонним миром жижи.

Что-то изменилось в окружающей обстановке. Где-то вдалеке, на самой границе ощущений, появилась некая помеха, едва заметная, но неприятная. То, что некогда именовалось Амином, мысленно ощупало свое бесконечное тело, нашло место, куда вонзилась живая заноза, и медленно двинулось в ту сторону. Мозг, сплавленный из трех, нашел имя помехе, и в нечеловеческом разуме Амина, ставшего Триединым, полыхнуло пламя прежней ненависти.

«К-о-о-н-а-а-н…» — рябью прокатился по астральному полю шепот, похожий, если б человеческое ухо могло уловить его, на шорох камыша в полуночной болотной воде.

Правы оказались колдуны: Шлем спасал своего владельца от соприкосновения с этим черным жидким дерьмом. Не уберегал он, правда, от тошнотворной вони, от которой кружилась голова и слезились глаза. Тишина стояла такая, словно Конан оказался в непроницаемом душном коконе; аж уши заложило, и любой звук, будь то шарканье подошв, или громкий вздох, или бульканье редких пузырей в поглотившем Вагаран студне, немедленно тонул в этом могильном безмолвии. Где же обещанное чернокнижником новое зрение? Все вокруг выглядит по-старому. Опять обман? «Эх, надо было все-таки прирезать эту хитрую бестию»,— с досадой подумал киммериец…

Вырвись неподготовленное сознание в субстанцию, не имеющую ничего общего с обыденными представлениями о времени и пространстве, в мир, который не знает границ, не ведает, что есть прошлое и будущее,— такое сознание было бы, в лучшем случае, поглощено, растворено астралом, а его обладатель сошел бы с ума; в худшем же случае его ждала погибель столь мучительная, о которой и подумать без содрогания невозможно.

Отыскать в бесконечности инобытия порванную паутинку, связывающую когда-то палача и жертву, нащупать ее среди мириад разнородных сущностей — работа, сравнимая разве с поисками иголки в горах сена. Ай-Берек никого не известил о своих сомнениях, даже намеком не дал понять: то, за что он взялся, имеет лишь призрачные шансы на успех. Так пусть уж лучше они верят в этот успех, все равно ничего другого не остается. Ничего другого просто не придумать.

Ай-Берек, конечно, не был одним из всесильных магов подлунного мира, из тех, кто умеет подчинять себе астральные сущности, но достигнутая старым чародеем полная концентрация умений и способностей на заданной цели, освобождение от препятствующих поиску инородных примесей сознания вели его правильной дорогой. Он уже начинал улавливать в окружающем Универсуме присутствие необходимой ему материи. Из мерцаний и проявлений, из теней и полутонов он складывал, как мозаику, картину Ушедшего, в которой должен отыскать утерянный кончик нити. Реальное время осталось в реальном мире, и невозможно было сказать, сколько утекло мгновений, дней или лет, когда Ай-Берек завладел наконец тончайшей желтой паутинкой, восстановил утраченную магическую связь с человеком по имени Конан и направил к нему истечения астрала, впитываемые его, Ай-Берека, мозгом. Не поздно ли уже? Жив ли человек, у которого должны открыться Вторые Глаза?..

Конан не двигался, не покидал пятачок открывшейся обожженной земли. Двигаться было не к чему: противник направлялся в его сторону и, судя по всему, торопился.

Киммериец увидел, как на поле черноты вздулся огромный, раза в два выше человеческого роста, пузырь, напоминающий нарыв, гнойный прыщ, отвратительный фурункул на больном теле. Неторопливо покачиваясь из стороны в сторону, пузырь медленно двинулся к киммерийцу. Конан приготовился. И тут словно игла вошла в его затылок, проткнула мозг насквозь и вышла, раздвоясь, из глаз. От неожиданной боли он вскрикнул, сжал веки, вскинул руку к лицу.

Триединое нечто, раньше звавшееся Амином, скользило к своей жертве все быстрее, и с каждым мигом, пока сокращалось расстояние между ними, все сильнее и ярче разгоралась его ярость. Подаренным ему новыми повелителями зрением оно видело едва заметную черточку голубого огня на фоне абсолютного мрака. Глупый человечишко, как посмел ты проникнуть во владения его, Триединого Амина, хозяев? Впрочем, хорошо, что ты здесь, безмозглый червячок, мы еще не поквитались с тобой. Так что не огорчайся и не суетись: скоро все будет кончено.

Боль отпустила так же неожиданно, как и пришла. Конан открыл глаза и, снимая напряжение, разразился самой отборной бранью в адрес мерзкого колдуна и ему подобных, в адрес этого опостылевшего города, всяческой дьявольщины и попустительствующих ей богов. Разрядившись, вернув спокойствие, киммериец вгляделся в окружающее новыми (или как их обозвал колдун?), Вторыми Глазами.

Преображенный магическим зрением мир озарялся свечением всех предметов, в него входящих, что с непривычки резало глаза.