Вопрос застал Конана врасплох. Он никогда не размышлял о подобных вещах. Он делал так, как велело ему сердце, и после содеянного вовсе не думал о том, прав он был или нет.

— Мне кажется,— медленно начал он, тщательно подбирая слова,— что если какой-нибудь человек оказался в трудном положении, ты должен поступать так, как, по твоему разумению, он сам поступил бы с тобой, если бы в такое положение попал ты. Поэтому — да, я попытался бы спасти и Омигуса.

— Сказано несколько коряво, но в целом понятно,— холодно кивнул Ловар и, поскучнев, вновь отвернулся к застывшим в своем вековом величии горам, будто уже выяснил все, что его интересовало.

После некоторой паузы Конан сказал:

— Я не силен в загадках, колдун. В твоем вопросе был скрытый смысл?

Ловар пожал плечами и ответил, казалось бы, без всякой связи с предыдущим:

— Если вы поторопитесь, то к полудню достигнете дна расселины.

— А ты?..

Странник искоса взглянул на киммерийца и чуть заметно улыбнулся.

— Я бы почел за честь присоединиться к вам. Идти по горам в одиночку — дело, мягко говоря, непростое.

Конан помолчал, глубоко вдохнул морозный воздух, с выдохнул.

— Я не понимаю тебя, Ловар, и, наверное, поэтому боюсь. Однако ты прав: в горах небезопасно. И не только в одиночку. Так что я с радостью приглашаю тебя в наш маленький отряд. Сильные мужчины, да к тому же наделенные колдовскими силами, нам нужны.

Странник благодарно кивнул, но если он и обрадовался предложению киммерийца, то никак не выразил своих чувств. Взгляд его серых глаз был по-прежнему устремлен вдаль.

— Я полагаю, нам потребуется не больше недели, чтобы пересечь Кезанкийские горы,— задумчиво сказал он.— Если, конечно, по дороге с нами ничего не произойдет.

— С нами что-то может случиться? — быстро спросил Конан.— Тебе что-нибудь известно?

Ловар медленно покачал головой.

— Ничего определенного. Тем не менее, как я уже говорил, эта расселина буквально сочится нечеловеческой, но вполне осмысленной злобой. Не знаю, как мы переберемся на ту сторону… Полагаю, нам с тобой это по плечу, а вот с двумя женщинами и двумя неуклюжими увальнями… Странную компанию ты подобрал…

— Вот что,— оборвал его Конан.— Я позволил тебе присоединиться к нам, но это не означает, что ты можешь…

Жуткий, нечеловеческий крик прорезал первозданную тишину царства гор. Полный ужаса и невыразимого страдания, он донесся из пещеры, где оставались спутники Кована. Предчувствуя беду, напрочь позабыв о Ловаре, киммериец метнулся к чернеющему входу. На пороге он резко остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку, и сжал рукоять кинжала.

На ледяном полу возилась, взбрыкивала и издавала невнятные хрипы какая-то бесформенная куча.

— Конан, черт, чего стоишь?! — раздался откуда-то изнутри кучи сдавленный голос Омигуса.— Помоги — толстый взбесился!..

Только сейчас северянин разглядел, что происходит в пещере.

Луара лежала на спине, беспомощно отмахиваясь кулачками от работорговца, навалившегося на нее всей тушей а жирными пальцами тянувшегося к ее шее. Омигус изо всех сил пытался оттащить его, а Ки-шон, ухватив обезумевшего пленника за запястья, не давала ему вцепиться в горло девушке. На губах толстяка пенилась слюна, остекленевшие глаза бессмысленно вытаращились…

Шепотом выругавшись, киммериец подскочил к ним и опустил рукоять кинжала на затылок бывшего работорговца. Тот обмяк и повалился набок.

— Как ты? В порядке? — подскочил Конан к Луаре.

Девушка села, кашлянула, растирая горло, и слабо кивнула.

Конан повернулся к Омигусу:

— Что тут у вас стряслось?

Цирковой маг сбивчиво рассказал о случившемся.

Луара очнулась первой. Выбравшись из чрева мертвого животного, она брезгливо поморщилась и, с трудом сдерживая позывы к рвоте, стала счищать с себя засохшую кровь. Немного погодя проснулись Ки-шон и Омигус, всю ночь сладко дремавшие на плече друг у друга под защитой волшебного купола Ловара, а в брюхе другого коня заворочался Толстяк. Простонав что-то нечленораздельное, он на миг затих, а потом вдруг завизжал — страшно, надрывно, как будто сотни демонов тащили его в самое сердце Ада. Да и было отчего завизжать: прийти в себя и обнаружить, что ты с головой погружен в остывшие внутренности какого-то зверя,— тут и более мужественный человек может сойти с ума. Как бы то ни было, бывший работорговец, не переставая истошно кричать, с удивительной для своей комплекции скоростью, пятясь, выполз из распоротого лошадиного живота и в ужасе огляделся. Луара шагнула к нему, намереваясь успокоить и объяснить, как несчастный оказался в столь кошмарном месте, но она совершенно не учла, что сама выглядит ничуть не лучше адских демонов: заскорузлая одежда в багровых пятнах, лицо перепачкано запекшейся кровью, в слипшихся волосах ошметки каких-то низких волокон… Увидев надвигающегося на него монстра, работорговец впал в еще большее неистовство, затмившее даже инстинкт самосохранения, и с ревом набросился на мерзкое чудовище…

Спустя полчаса Толстяк пришел в себя. Поначалу он не понимал, кто он и где оказался, но память вскоре вернулась к нему — в глазах его зажегся огонек безумия, рот распахнулся, грозя опять извергнуть оглушительный вопль, однако спутники Конана, уже умывшиеся снегом, почистившие одежду и приведшие себя и работорговца в более-менее нормальный вид, были рядом: они удержали его на холодном полу пещеры, а киммериец быстро проговорил:

— Все в порядке, дружок, все в порядке. Это был просто кошмарный сон. Теперь ты очнулся, мы рядом, снова светит солнце…