После 1991-го вождю накидывают за ухо петельку, декапитируют, а тулово повергают на задний двор Музея – к ногам Императрицы.

В июне 2003-го года усилиями Лужкова Екатерина возвращается в Третьяковку.

И теперь, когда я читаю "По словам хранительницы "Третьяковки", домой она вернулась покрытая пятнами ржавчины, в трещинах, без скипетра и креста из короны. Их пришлось восстанавливать по имеющимся документам из другого материала. У великодержавной царицы не хватало на руках даже нескольких пальцев", то хочется сказать – она бы, крыса музейная, лучше подумала, что если бы не та пара трещин да пара пальцев, да не люди порядочные – была бы та Екатерина уже полвека как дедушкой Лениным.

История тридцать первая

Это эпидемия?

Зима 1995 года.

В армянском парламенте обсуждается проблема гриппа. Вызывают главного инфекциониста страны. Идут слушания, инфекционист чего-то докладывает.

Встаёт тут какой-то депутат и задаёт вопрос: "А скажите, этот теперешний грипп – это на самом деле эпидемия?"

Инфекционист долго молчит. Смотрит. Потом пожимает плечами и молча кивает – на зал.

Полупустой и периодически оглашающийся оглушительным чихом.

История тридцать вторая

Изо всех искусств…

Год 1995-1996. Ереван. Министр внутренних дел – детский писатель. Пописывают и министр обороны и министр национальной безопасности.

Итак, скромный двухэтажный особняк на проспекте Баграмяна. Внезапно все подходы к нему блокируют мощные джипы с армейскими номерами и полицейские "Хьюндаи".

Полиция контролирует входы и выходы.

Прохожие в удивлении:

– Что, сегодня здесь заседание Совета Обороны?

– Нет, выбирают нового председателя Союза Писателей.

История тридцать третья

Заученная беспомощность, или Сказ о запретном городе

Парламент Армении. В прошлом – ЦК. Три корпуса. Длины чудовищной, что с фасада никак не заметно.

Вокруг – ухоженный парк по типу французского – дорожки, подстриженные газоны, клумбы, скамейки, на которых никто ещё не процарапал "Здесь был Вася"…в общем, альтернативная реальность.

По периметру – стена, ограда, проходные.

Нормальный гражданин видит этот райский сад, как ему и полагается – сквозь металлические прутья. Впрочем никаких "живут буржуи" – пространство за оградой воспринимается не как часть реального мира, а скорее, как продолжение виртуальной реальности – той, что в новостях по телевизору.

После бархатной революции 1991-го парк открывают для широкой публики. Стену и ограду, впрочем, не убирают.

Публика в парке чувствует себя неуютно. Как правило всё сводится к робкому кругу строго по дорожкам.

Так что, когда спустя года три парк снова закрывают, никто особо не огорчается. Похоже, даже и не замечает.

Это уж как всегда: права, которыми не пользуешься, очень быстро теряешь.

Дальнейшая история взаимоотношений двух реальностей куда менее идиллична.

25 сентября 1996 года. После основательно сфальсифицированных президентских выборов многотысячная толпа идёт на штурм райского сада, голыми руками выносит чугунные прутья ограды – каждый толщиной в руку и врывается в парламент. Обходится без смертоубийства, всё сводится к битью морд особо одиозных политиков. Намёк оказывается не понят. В город вводят войска (ещё один пункт развлекательной программы для участников Всемирной Шахматной олимпиады), ограду восстанавливают и продолжают – по принципу "Ничего не забыли и ничему не научились".

А через три года, всё той же проходной, пройдут в альтернативную реальность пятеро в длиннополых плащах.

Во главе с малоизвестным пока журналистом Наири Унаняном.

История тридцать четвёртая

Когда наступит завтра.

История реальная, слышал от одного из участников спасательной операции в Ленинакане-88.

7 декабря 1988 года. 11:40. Ленинакан.

Двое инженеров некого института садятся на лифт, кабинка бодро идёт наверх…и тут начинается чертовщина. Грохот, треск, падение…и тишина.

Это сейчас Спитакское землетрясение – страшный, но эпизод истории. А тогда? И какие мысли могут придти человеку от полной изоляции и неизвестности? Особенно нормальному советскому человеку конца восьмидесятых.

Короче, откапывают кабинку через двое суток.

Инженера вылезают наружу, осматривают лежаший в руинах город. Людей, в незнакомой, но явно натовской военной форме. Слушают говор – также незнакомый, но с преобладанием английского. Переглядываются.