– Прости, не знал я. Царство ей теплое и безгрешное, – пробормотал Бедунов.

Сидели с некоторое время молча. Асхат докуривал сигарету, начатую Вячеславом, Гусаров все вертел в пальцах пустой стакан.

– Так давай, – вставая, сказал Беда. – Время уже начало пятого, больше вам задерживаться нельзя. Собирайте все это, – он указал на останки камерного пиршества. – Я сейчас, тихонько за шмотьем мотнусь. Мигом я.

Вернулся он, неся кожаную сумку, пошитую на манер рюкзачка – такие мастерили в северных шахтах и в Выселках.

– Сюда давай харчи, – Беда расстегнул пряжку и прежде чем принять сверток с продуктами и склянку с остатком спирта, извлек из сумки двуствольный обрез. – Это все, Олег, чем могу помочь. Калаша бы дал, но Серегин он – кента моего, а его подставить перед Чайником не смею, при всем уважении к тебе. Обрез, конечно, за чертой поселения слабенькое оружие. Но хоть что-то. Восемь патронов здесь же: три с жиканами, пять с картечью. Понимаю – слабо, и от волков не отобьешься. Только что я могу поделать? Судачок здесь еще хороший, сам солил. Свитер мой и шерстяная накидка. Нож, зажигалка и мое фото с Вовкой – это на память. Ведь может, не свидимся. Обнаружишь случайно мою фотоморду среди шмотья и вспомнишь добрым словом. Так то, – он протянул сумку Гусарову и добавил: – Все, что мог, тебе отдал, как ты когда-то мне и Вовке. Если бы хоть половина людей была вроде тебя, то мир бы этот не стал таким скорбным. А так, я все чаще убеждаюсь, что выжили после Девятого августа только сволочи. Эволюция, это нахрен называется: остаются и живут нормально только козлы, а те у кого побольше совести, они по законам гребаной эволюции, вымирают.

– Нет, Слав, и в этом мире много нормальных людей. Хотя, не спорю, что и дерьма достаточно. Вот если уйдем мы, душа разболится: что и как здесь с тобой, – Гусаров передал Сейфу сумку и накинул полушубок.

– Чтоб спокойней вышло на душе вот что сделай, – Беда протянул ему автомат. – Прикладом меня как следует по морде. Давай, пару раз, чтоб кровь пошла.

– Гонишь? – Олег понял его задумку, и вроде в ней здоровый расчет, но так просто Славку да по физиономии… такое сотворить трудно.

– Да не дрейфь ты. Я хитро все поверну перед Чайником. Скажу: услышал, задвижку пилят суки камерные. Калаш с предохранителя и дверь открыл, наводить порядок. А вы меня по башке, в общем вырубили. Все же это лучше, чем если бы тупо не уследил. Давай, Олежек, – Бедунов настойчиво протянул оружие. – За мою морду не бойся. На ней уже столько следов, и столько она вынесла, что прикладом по ней типа девичьей ласки.

– Бля, Слав, прикладом не стоит. Ладно, извиняй меня, – Гусаров почти со всей дури ударил его в лицо кулаком. Бедунов охнул и покачнулся, хватаясь за лицо. Щека под левым глазом вспухла, из-под лопнувшей кожи потекла теплая струйка.

– Молодца, – прорычал Бедунов. – Еще давай. Дважды. Не жалей! Просто думай, что мне добро делаешь.

Олег ударил его еще дважды, так, что Славка отскочил и приложился затылком об стену. Сильно ударил, аж стесал костяшки пальцев.

– Как я, похож на пострадавшего? – чуть оклемавшись отняв ладони от лица, полюбопытствовал Вячеслав.

– Похож. Если когда-нибудь свидимся, за тобой должок – вернешь все это в мою морду, – Гусаров, прощаясь, положил ему руку на плечо.

– Брось ты. Должок… Если свидимся, твой должок – напоить меня как следует, а то что мы тут посидели, и триста грамм на троих не выпили. Все, давайте, уходите, – он обнял Олега, размазывая кровь с лица по его волчьему воротнику. Потом обнял татарина и повернулся к Гусарову: – У вас чтобы смыться за Придел полчаса. Потом я выстрелю и подниму шум. Ступайте! Только не спалитесь возле частокола: ребята наши ночью спят очень не всегда. Перелазьте где-нибудь возле склада – та не так хорошо просматривается из сторожки.

– Удачи тебе, брат! – Олег пошел первый, приняв сумку у Сейфулина. Татарин, прихрамывая и морщась от боли, за ним.

Когда скрипнула дальняя дверь, Бедунов весь напрягся, вслушиваясь в предутреннюю тишь. Смогут ли прошмыгнуть мимо бытовок? Ведь мало ли, какому-нибудь дураку в сортир приспичит или воды попить.

Еще он подумал, что если бы не сын-Вовка, то наверняка пошел бы с ними – к чертовой матери из Самовольных Пещер. Лучше жить в холодных, голодных Выселках, где большей частью нормальные люди, чем с этим пещерным зверьем.

(продолжение будет)