– А как к нему идти?

– А как угодно. Здесь правил нет. Если ты хочешь прийти к нему быстро – придешь. Если не хочешь – будешь блуждать, сколько ноги носят, а потом – в зависимости от того, чего будешь хотеть больше. Не исключено, что больше всего тебе захочется лечь и умереть. И будет так.

– А если не пришла, куда надо, значит – недостаточно хотела?

– Значит так. Иди. И да пребудет с тобой Сила.

Дракон подогнул лапы и лег в продуманно изящную позу. Еще бы, он рассчитывал украшать собой гребень холма до скончания веков. Небрежность тут недопустима. Понимая, что ему было бы приятно, Мардж обошла его по часовой стрелке, приподнимаясь на цыпочках, чтобы заглянуть в окна.

Снаружи живописная развалина, изнутри – просто ржавый автобус с изрезанными сиденьями. Были бы тут дети – с восторгом и трепетом лазали бы внутри. Им только дай куда залезть, я знаю. Я еще помню.

Я не люблю детей, кто бы что ни думал. Я слишком хорошо знаю, как неуправляемы и жестоки могут быть дети. У них нет кодекса чести: никто не объяснил им, чего нельзя, и главное – почему нельзя. А если даже и объяснил – их еще не обожгло этим «нельзя». А если и обожгло – как меня! – девяносто девять из ста вернут ожог куда попало, потому что если меня можно, то почему других нельзя? Так формируется норма. А норма формирует общество.

Зачем я тогда связалась с орочьими детьми? Одной было бы проще.

Вот уж не потому, что я была им нужна, что без меня из них вышли бы новые злобные ублюдки. Это мне нужно было объяснять им правила, следуя которым вместе мы будем сильнее и встанем против всего мира, если мир встанет против нас. Они подпирали меня, как поросль подпирает ствол. Они были нужны мне, потому что думали, будто бы я им нужна. И теми, кем я их сделала – я их любила. Я вложила в них часть себя.

Брэк! Думать вредно. До сих пор принцип моего выживания состоял в том, что опасность превращала меня в дикого зверя.

Значит, говорите, ты получаешь то, что хочешь? А если не получаешь, значит – недостаточно хотел? И чего же я хочу? Нет, дружище, извини – мне бы, конечно, хотелось, чтобы ты снова взмыл в небо, по доброте моей душевной, но, сказать по правде, я этого хочу недостаточно.

Мне хочется знать, куда мне идти – и желательно без лапши на ушах и без этого вот «недостаточно хотела»!

Марджори сгрызла еще сухарик. Суицидальный дракон хуже манерного эльфа, честное слово. И она сильно подозревала, что Великий Ясень будет еще хуже.

Что-то вроде Гракха Шиповника, только с корнями до сердца земли и ветвями до неба. Виснуть на нем я не собираюсь.

Слюдяные чешуйки дракона вспыхивали снопами света, огни перебегали по бокам его и спине, как ящерицы. Руны. Или буквы. Или стрелки. Весь он был как огромное табло. Воля моя – считать ли это знаком. Вот это, к примеру, слово: первая буква как будто «я», далее неразборчиво. Некоторые чешуйки повреждены. Чисто кроссворд – и кончается на «ня», и вот тут цифры. То ли шестьдесят пять, то ли… Ладно, неважно, главное стрелка. До Ясеня, надо полагать, сколько-то миль. Спасибо. Больше ничего не надо. Подбросил бы – спасиба было бы больше.

По склону вниз в лощине как будто стояла деревня. И хотя, наблюдая издали, Марджори Пек не обнаружила на улочках никаких хождений, она рассудила, что если войдет туда днем – большой беды не случится. Если там будут люди – хорошо, удачный случай отдохнуть и поесть горячего. Если людей там нет – сгрызть сухарик и посидеть, скинув туфли, под крышей. Заодно осмотреться и поразмыслить: куда идти и как управляться с правилом «правил нет». У хорошей хозяйки информация не пропадает.

А я хорошая хозяйка? Ну и жена там, мать?…

Хорошая бы мать сидела дома, а то и лежала, лелея свои отеки и утреннюю тошноту. Да и добрая жена написала бы мужу что-нибудь кроме «ужин на плите, ушла погулять, вернусь, когда захочу». Невозможно сказать человеку: «не тревожься», и быть уверенной, что он так и сделает. И кто сказал, что Дерек только за нее тревожится? Что для него это непонятное, живое внутри? Считает ли муж это своим, частью себя в той же мере, как сейчас оно – часть Мардж, как семечко – часть яблока?

Она остановилась. В дюйме от носка ее туфли в дорожной пыли – то был песок, а не пыль! – лежала большая голубая стекляшка. Солнце играло в ней, преломляясь на гранях. Мардж поддела находку туфлей: втоптанная в землю золотая цепочка потянулась за камешком, поскакавшим прочь.

Марджори невольно огляделась. Вокруг не было ни души. Штука… выглядела неправдоподобно дорогой. В гномском вкусе – те любят большие камни, считая их ценными сами по себе. В отличие от эльфов, которые называют крупные драгоценности булыжниками и никогда подобное не наденут. Поделки гномов дороги, эльфийская работа – бесценна. Недаром они предпочитают работать с духом, с настроением. К желтому металлу не прикоснутся, и бриллианты у них – как роса. Недолго поколебавшись, Мардж подняла находку с земли. А дальше что?