Чейн недоверчиво спросила:

— Почему они забрались на территорию аосов? Ведь аосы убьют их.

— Воздушная Акула предупредит Хунгов о приближении аосов.

Элво Глиссам облизнул губы.

— Теперь мне совсем не хочется попадать в плен или быть убитым.

Келс с трудом поднялся.

— Тогда идем.

Через двадцать минут Герд Джемах остановился и стал изучать местность в бинокль. Он опустил бинокль и сказал:

— Ульдрасы. Около двадцати.

Чейн вгляделась в розоватый туман.

Снова стрельба, снова убийства — а на открытом пространстве у них было мало шансов отбить нападение. Четырнадцать миль до Морнингсвейка! Так близко — и так далеко!

Элво Глиссам пришел к такому же выводу.

Его лицо осунулось и посерело. Жалобный звук родился у него в груди.

Герд Джемах вгляделся в ульдрасов.

— Они едут на криптидах.

Чейн облегченно вздохнула.

— Это аосы!

Герд кивнул.

— Да. У них на голове белые перья.

Чейн радостно засмеялась. Элво спросил сдавленным голосом:

— Они враги?

— Нет, — коротко ответил Келс.

Всадники приближались в клубах пыли.

Герд Джемах внимательно изучал небо через бинокль.

— Она улетает.

Герд показал на черную точку, которая вынырнула из облака и, набирая скорость, исчезла на западе.

Аосы совершили ритуальный объезд отряда.

Мягконогие Криптицы ступали по земле легко и бесшумно. Наконец они остановились.

Старый ульдрас, низенький и плотный, спешился и подошел к ним. Чейн схватила его за руку.

— Кургеш! Я вернулась домой!

Кургеш коснулся ее головы, что означало и приветствие, и ласку.

— Мы рады видеть тебя дома, хозяйка.

— Утер Маддук мертв, — сказал Келс. — Он был сбит над Драмальфо Воздушной Акулой.

Серое лицо Кургеша — он не пользовался голубой краской — ничего не выразило, видимо он уже знал об этом. Чейн спросила:

— Ты знаешь, кто убил моего отца?

— Знание еще не пришло ко мне.

Келс, склонившись вперед, хрипло проговорил:

— Ты поищи знание, а когда найдешь, скажи мне.

Кургеш кивнул, что могло означать что угодно, и махнул своим соплеменникам.

Четверо из них спешились и подвели криптидов к людям. Джемах с трудом посадил в седло Келса. Чейн сказала Элво:

— Ты просто садись и держись. Править криптидами не нужно.

Она тоже вскочила в седло. Аосы сели на криптидов по двое, и отряд двинулся в путь.

Они проехали Скау, Южную Саванну, и вот наконец через два часа пути Чейн увидела дом. Она не могла сдержать слез, которые так долго просились наружу. Она взглянула на Келса, ехавшего чуть позади. Лицо его было искажено болью и серое, как у Кургеша. В глазах его стояли слезы.

Темное лицо Герда Джемаха было непроницаемо. Кто мог проникнуть в душу этого человека? Элво Глиссам, слишком воспитанный, чтобы показать свою радость, ехали молча.

Чейн внимательно посмотрела на него.

Хотя он был горожанином и понятия не имел о жизни на дикой природе, он ничем не скомпрометировал себя. Келсу он явно нравился, да и Герд Джемах относился к нему терпеливо. Когда он вернется в Олань, ему хватит воспоминаний до конца жизни.

Впереди был Морнингсвейк, окруженный дубами, могучими, как вселенная, Морнингсвейк, который всегда живет в ее сердце и без которого она не представляла себе дальнейшей жизни.

За две сотни лет Морнингсвейк многократно перестраивался, расширялся, видоизменялся. Каждый новый наследник вносил в родовое имение что-то свое, и теперь дом не имел какого-то определенного лица, стиля, а с каждой стороны он смотрелся по-новому. Крыша центрального строения была плоской, украшенной по краям остроконечными шпилями. На крыше была устроена смотровая площадка. От центрального здания отходили два двухэтажных крыла с верандами на каждом этаже. Вдоль них тянулись два ряда колонн, увитых виноградной лозой. На дом, его отделку и мебель пошли самые разнообразные сорта деревьев, в том числе и вывезенные с других планет.

В центральном здании располагался Большой Холл — сердце Морнингсвейка, где семья отмечала различные праздники, принимала гостей и устраивала ужины, атмосферу которых Чейн до сих пор живо ощущала. Все были тщательно одеты, на столе стоял хрусталь, серебро, дорогой фарфор. Разговор был церемонным, и ошибки в этикете не допускались. Когда Чейн была маленькой, она считала эти ужины ужасно скучными и всегда недоумевала, почему на них не допускали Муффина. Но ее уговоры были тщетны, и Муффин ужинал на кухне.