Председатель суда Беше сообщает, что сестры Папен ранее не судились, в нескольких словах рассказывает об их детстве — два-три имени, десяток дат, развод родителей. Отец, Густав, исчез неведомо куда. Мать, Клеманс, работает, где придется. Кристина и Лея воспитывались на стороне: одна в сиротском доме Бон-Пастер, другая — в приюте Сен-Шарль. На хорошем счету, после того как обрели «положение», то есть определились с помощью матери в домашние прислуги.

— Кристина Папен, почему, до того как поступить к Ланселенам, вы сменили десять мест? — спрашивает председатель.

Кристина отвечает, не поднимая глаз. Ее голос едва слышен, и адвокат вынужден повторять ее слова.

— Она говорит, что ей там не нравилось. Между тем все предыдущие хозяева заявили, что были удовлетворены работой молодой женщины. Она чистоплотна, честна, трудолюбива, хотя мрачновата и очень скрытна… Но отказывается поступать на работу, если вместе с ней не берут и ее сестру Лею. Кристина — кухарка. Лея — горничная.

— У Лапселенов отличный дом и. похоже, вам жилось у них неплохо?

Кристина Папен молчит. Сбитый с толку председатель суда неуверенно продолжает:

— Вы проработали в этом доме семь лет. Вас здесь сытно кормили, давали вино, конечно в меру… Платили триста франков. Таким образом у вас скопилось двадцать тысяч франков… Чем же вам не угодила семья Лапселен?

Кристина Папен стоит, опустив голову, и, кажется, даже не слышит вопроса. О чем она думает? В душу этой женщины проникнуть невозможно, она загадка для окружающих…

Чем была для нее пекущаяся о респектабельности жена респектабельного поверенного? Она поддерживала в доме строгий уклад и жила старыми понятиями, но, в конце концов, хозяйка как хозяйка. Ни разу, по крайней мере до того вечера, когда произошла трагедия, Кристина не слышала от нее резких слов.

Председатель суда продолжает:

— Даже господин Ланселен, несмотря на свои переживания, не сказал о вас ничего плохого; он говорил о вас как о честной, трудолюбивой женщине хорошего поведения. Поэтому я повторяю вопрос: были ли у вас претензии к этому семейству? Имелись ли у вас причины мстить ему?

Ответа нет. Кристина замкнулась в молчании. Председатель в затруднении. Чувствуется, что он хочет помочь этому дикому, непроницаемому существу, застывшему в неудобной позе, но он делает это слишком робко.

— Если вы отказываетесь говорить, — продолжает Беше после некоторого молчания, — я сам скажу, что вам не нравилось в этой семье. Ваши хозяева держали себя высокомерно. Наверное, они сохранили замашки некоторой части старой буржуазии. По-видимому, не поняли. Что времена теперь другие. Но и вы были не особенно приветливы! Понятно, что в такой обстановке к вам обращались лишь по хозяйственным делам. Кристина Папен, настал час сказать, в чем состоит вина ваших жертв,.

— Ни в чем.

Итак, Кристина Папен зверски убила двух ни в чем не повинных женщин!..

— Говорите громче, — напоминает председатель. — Господа присяжные не слышат вас. Быть может, госпожа Лапселен угрожала вам?

— Я сама набросилась на нее, — едва слышно отвечает Кристина. — Да, я ей навесила…

«Навесила». Какое странное слово. Оно и пугает, и о чем-то напоминает. Оцепенение прошло, и Кристина заговорила. Но не о причинах (это ее тайна, их тайна) — о фактах.

В тот день до самого вечера сестры оставались в доме одни. Госпожа Лапселен с дочерью отправились по магазинам. Возвращаться домой они не собирались: их пригласили на обед. Когда стемнело, сестры перестали работать — не было электричества, Кристина и Лея поднялись к себе в комнату, которую никогда не покидали, даже в праздничные дни. Едва они разделись и улеглись в постель, как внизу послышался шум, Кристина накинула на плечи блузку и спустилась по лестнице. На площадке второго этажа босая девушка со всклокоченными волосами натолкнулась на свою хозяйку.

— Госпожа обругала меня, — говорит Кристина Панен, — но не угрожала мне. Когда она подошла ближе, я схватила оловянный кувшин и изо всех сил ударила ее по голове. Мадемуазель поспешила на помощь матери. Я бросилась на псе и пальцами вырвала ей глаза.

— Один глаз, — уточняет председатель суда.

— А! Мне показалось, я выдрала оба!

Эта фраза произнесена тем же глухим невыразительным тоном: по голосу чувствуется, что мысли обвиняемой витают где-то далеко. Публика в зале затаила дыхание. А Кристина продолжает:

— На шум прибежала Лея и занялась госпожой, которая пыталась встать. Она вырвала ей глаза и ударила головой о кувшин. Я тоже продолжала наносить удары. Когда мы отправились па кухню за ножом и молотком, с ними уже было покончено.

Об этом ноже речь пойдет позже, во время допроса Леи. Председатель же суда касается одного из главных вопросов на этом процессе: почему сестры так привязаны друг к другу? Родственная ли это связь или нечто большее?

— В вашей жизни есть много необъяснимого, — продолжает председатель. — С мужчинами вы не общаетесь. Каждый выходной день вы запираетесь в своей комнате. А то, что вас нашли голыми в одной постели?.. И наконец, кое-какие поступки и слова в тюрьме. Может быть, ваша привязанность имеет сексуальный характер? Вы меня понимаете? Или вы любите ее как сестру?