В Филатовской больнице нам незамедлительно поставили диагноз – перелом, по счастью, самый обычный, закрытый, без смещения. Толстая медсестра ловко наложила гипс и вручила мне «Памятку родителям по уходу за ребенком с травмированными конечностями».

– Дай сюда, – попросил Кирка и вырвал из моих рук желтоватый листочек. – Ой, Лизка, глянь, кайф! Щадящий режим, диета обычная и никакой школы!

Я заглянула в «Памятку».

– Э, нет, дружок! Тут сказано – «дети с травмированными нижними конечностями занятий не посещают». У тебя пострадала верхняя.

– Ну, Лампуша, – заныл Кирка, – хоть один денечек завтра!

Не в силах отказать, я согласилась:

– Хорошо, но только завтра.

– Клево! – завопил Кирка и тут же, поскользнувшись, рухнул на асфальт прямо у будки охранника, стерегущего въезд в Филатовскую больницу.

– Давай, парень, – одобрил секьюрити, – теперь весь поломайся! Будет у тебя не только бриллиантовая рука, но и костяная нога.

– Кирюша! – в один голос закричали мы с Лизой.

– А чего, – забормотал он, – и ничего, подумаешь, упал!

– Проснулся, а там гипс, – радовался сторож.

– Держи его со здоровой стороны, – велела я Лизе и посмотрела на часы.

Полседьмого! Пора на работу. Нет. Больше никогда не буду врать ничего, что связано со здоровьем. Стоило придумать про перелом – и вот он, пожалуйста, в наличии.

Когда мы добежали до метро «Маяковская», я спросила:

– Сами домой доедете?

– Без проблем, – ответила Лиза.

Но Кирюша горестно вздохнул и проныл:

– Рука болит, жуть.

– Ничего, миленький, – попыталась я утешить неудачника, – выпей анальгин, скоро успокоится.

– Прикинь, какое горе, – стонал Кирка, – рука-то левая! И мне кажется, что боль пройдет, если мы с Лизаветой съедим по булочке вот отсюда!

Я проследила за его указательным пальцем с обгрызенным ногтем и увидела вывеску – «Кондитерская «Делифранс», вход через Зал Чайковского».

Надо же, как изменились времена! В начале 80-х я иногда приходила в этот зал, правда, со стороны улицы Горького, через актерский вход. Так вот, и музыканты, и зрители, явившиеся на концерт, были крайне недовольны. Тогдашний директор зала закрыл один-разъединственный буфет, где тихо торговали бутербродами с засохшим сыром и противной жирной копченой колбасой. Мотивировал свое решение он просто:

– Нечего цитадель искусства превращать в харчевню. Люди должны здесь наслаждаться музыкой, а не жрать хлеб и пить лимонад. Симфония и колбаса несовместимы.

Мы вошли в просторный вестибюль, и я невольно присвистнула. Да, похоже, с искусством в цитадели классической музыки покончено навсегда. В холле вольготно существовали целых три ресторана. В одном подавали мороженое, в другом – кофе, в третьем – сок.

Но Кирюшка и Лиза поволокли меня к булочкам. При взгляде на ценники у меня помутилось сознание. Корзиночка с фруктами – семьдесят рублей, булочка с клубникой тянула на полсотни, крохотный круассан стоил тридцать пять. Дети тоже слегка присмирели, но сзади уже набежал народ, и мы постеснялись расталкивать толпу.

– Возьми нам два «конвертика» с сыром по сорок рублей, – шепнула Лиза, – и бежим отсюда.

Я кивнула. Прямо перед нами стояла хорошо одетая пара. Дама неопределенных лет и девочка примерно Лизиного возраста в бархатной курточке и кожаных брючках.

– Вот это хочу, – капризно протянула девица, тыча наманикюренным пальцем в сторону дорогущих пирожных.

– Пять со взбитыми сливками, четыре с клубникой, шесть с вишней, – принялась перечислять мамаша.

Буфетчица начала аккуратно укладывать лакомства в фирменные коробочки. Внезапно Кирюшка вздохнул и с завистью произнес:

– Небось вкусные вон те, с желе!

– Да тише ты, – шикнула Лиза и дернула его за рукав, – нам такое не по карману.

Кирюша быстро глянул на меня и затарахтел:

– А и не хочется вовсе, потом живот заболит, крема очень много… Лучше вон те, с сыром!

Девочка в брючках повернулась, окинула взглядом Кирюшу и Лизу, презрительно хмыкнула и приказала:

– А еще с малиной, бананами, ежевикой и смородиной… Ну и с сыром, дешевеньких.

– Конечно, – согласилась мамаша.

– Что желаете? – обратилась ко мне другая продавщица.

Чувствуя, как тяжелая злоба начинает туманить мозги, я рявкнула:

– Шесть корзиночек со взбитыми сливками, пять пирожных с клубникой, семь с вишней…

– Эй, Лампа, ты чего, – прошептала Лиза, – лучше с сыром.

– И десять с сыром, – припечатала я, – впрочем, положите еще и эти с маком и вон те с ежевикой.

– Всех по десять? – поинтересовалась девушка.

– Да, именно по десять!

Когда счастливые дети, обвешанные коробочками и кульками, исчезли в поезде, я, вздохнув, перешла на другую сторону платформы и стала дожидаться своего поезда. Я категорически не хочу, чтобы Лиза и Кирюша выросли ущербными, с менталитетом нищего человека, у родителей которого не было денег, чтобы купить ребенку булочку. Правда, следует признать, что выпечка омерзительно дорогая, хорошо еще, что в моем кошельке лежала крупная сумма. Я носила с собой деньги на всякий случай, потому что хотела купить перчатки на меху, да все не попадались подходящие. И потом, эта девчонка в кожаных штанах так противно ухмылялась!