— Твоя Лика ведет себя отвратительно. Я больше не желаю терпеть ее в своем доме.

— Она не справляется со своими обязанностями?

— Справляется.

— Тогда тема закрыта!

— Ничего подобного.

Егор отложил вилку и растерянно уставился на жену: что с ней происходит? Бунт на корабле? С какой радости? По какому поводу? Может, присутствие в доме гостя спровоцировало не свойственный жене приступ бестактности?

— Хочешь обсудить Лику в присутствии Вадима? Давай, — кивнул соглашаясь. Маша перевела затравленный взгляд с отца на мать, потом на гостя, решительно отодвинула тарелку и встала:

— Без меня!

Вера проводила дочь задумчивым взглядом и, вздохнув, вернулась к трапезе.

— Секреты? — выгнул бровь Вадим, забавляясь сумятицей на лицах оставшихся.

— Нет. Вера сейчас поведает стра-ашную тайну. Да, Вера? Ты ведь этого хотела?

— Оставь, Егор!

— Я уже предлагал, ты не захотела, а сейчас не хочу я. Так сама скажешь, или мне?

— Ты не выносим! — брякнула вилкой о тарелку женщина и поспешила скрыться вслед за дочерью. Мужчины остались в комнате одни. Егор невидящим взглядом уставился перед собой. Вадим, смакуя вино, поглядывал на брата в ожидании объяснений. Минута, другая — мужчина не шевелился, лишь мрачнел все больше. Тишина стала угнетающей, и Вадим решил нарушить ее:

— Так что за тайна, брат?

— Что? — очнулся тот. — А-а, да никакой тайны нет, есть очень некрасивая история, о которой очень хочется забыть женской половине нашей семьи. Придумали себе, бог знает что, и свято в то верят.

— Ты о неадекватности психического состояния Лики?

Егор поморщился:

— Она абсолютно нормальна, просто не такая ханжа, как Вера, вот и все. Что думает, то и говорит, душой не кривит, имеет космополитические взгляды на мир. Очень ранима — да, но разве это патология?

— Нет, мы все в той или иной степени ранимы, но не все вокруг нас это понимают и проявляют чуткость.

— Вот! — обрадовался Егор, почувствовав поддержку и понимание брата. — Почему-то считается, что эта самая чуткость присуща в большей степени женщинам, а не мужчинам. Мы прагматичны, рассудочны, они более эмоциональны, мягки. Не верь, Вадим, — махнул в сторону закрывшейся после ухода женщины двери. — Вот яркий пример того, что женщинам не ведома жалость, сострадание, ответственность за совершенные поступки. Капризы, фантазии, и действия под их влиянием, а потом отрицания вины за их последствия.

— Егор, мне трудно понять, о чем речь. Слишком туманно.

— Да, я не говорил тебе, стыдно было, — вздохнул тяжело. — За собственную дочь — стыдно. Она хорошая девочка, но слишком избалована, слишком самостоятельна, что ли? Импульсивна. Порой она напоминает мне Иру так сильно, словно Маша ее дочь, а не Веры… Извини.

Вадим кивнул: ничего.

Егора его добродушие смутило. Он налил себе полный бокал вина, в раздумьях — покаяться ли перед Вадимом или не стоит ворошить прошлое? И решил — не стоит, иначе брат чего доброго передумает на счет предложения, возмутиться, обидется, не поймет. Значит, не будет никаких дивидендов, безоблачной жизни, светлого будущего у детей, спокойной старости у него.

Выпил вино: аминь — прошлому, виват — будущему.

— Так ты поведаешь тайну или тупо накачаемся вином и пойдем спать? Вряд ли я засну. Любопытство не даст, — подтолкнул брата к откровению.

— Расскажу. А почему нет? Ты должен знать. Хоть история давняя и я считал, что главный виновник осознал свои ошибки, проникся виной, поумнел, но… Помнишь Олю Цезареву?

— Олю? — наморщил лоб Вадим в попытке вспомнить.

— Она секретарем-машинисткой работала у нас на заводе, со мной. Черненькая такая?

Вадим сколько не силился, вспомнить ее не мог. Качнул головой.

— Нет, не помню.

— Да, извини, и не сможешь вспомнить. Она ж в декрете была, когда ты из армии вернулся. В общем, хорошая исполнительная девушка. На нее всегда можно было положиться. Я уже и не работал на заводе, но обращаться случалось не раз, она всегда помогала. Мы с ней дружили. Я чувствовал себя в некотором роде обязанным ей, в организации фирмы она мне в частности сильно помогла. Бесплатно. А сама ребенка одна воспитывала. Девочка была хилая, болезненная, но смышленая, добрая.

— Лариса?

— Да. Лика.

— Года четыре назад мы случайно пересеклись с Олей, потом мне понадобились документы. Она помогла… Она была удивительно светлым человеком, добрым, бесхитростным, и понимала меня, как никто другой. Я хотел ей помочь, отплатить хоть немного за помощь, за спокойствие в душе, что она мне дарила. Лика тогда в институте училась и подрабатывала, чтоб оплачивать учебу. Я помог, сколько смог… - мямлил мужчина, задумчиво поглядывая перед собой.

— Вы были любовниками?